– Сволочь! – мстительно выплюнула я.
– Я? Княжина, ты не офигела ли, часом? – возмутилась подруга.
– Да не ты, а этот экспонат. – И мимикой показала себе за спину.
– Ага, новенький. Хорошенький такой, прямо мачо-мэн. Люблю высоких и спортивных парней… так, стоп! Сволочь? Как? Почему? Зачем?
– Потому что гладиолус, Лида! – зашипела я.
– Оу… погоди, ты его знаешь, что ли? – почти вплотную подалась ко мне Нечаева.
– Это Соболевский!
– Кто? – прищурилась одним глазом подруга.
– Тараканище! – многозначительно выпучила я на нее глаза.
И Лидка тут же оглянулась на новенького, рассматривая его долго и пристально. Супила брови, губы жевала, хмыкала, а потом вдруг выдала такое, за что мне захотелось огреть ее чем-нибудь тяжелым по голове:
– Что-то не сильно он на таракана похож, Алёнка. Да и девчонки вон на него во все глаза глядят, на передних партах так вообще скоро шеи посворачивают. Волосы вон поправляют, губы подкрашивают. Нет, однозначно не похож. Что-то тут не чисто. Что-то ты недоговариваешь …
– Ага, не чисто. Прямо грязно, Лидка. Этот парень – чокнутый психопат. Ему доставляет удовольствие травить девочек и наслаждаться их страданиями.
– Девочку.
– Что?
– Говорю, что травил он, по твоим же словам, только одну девочку – тебя, – пожала плечами Нечаева.
– И что, это как-то меняет дело? – зарычала я, косясь на преподавателя, которому, казалось, совершенно не было дела до гула в лекционнике.
– Ну-у-у, я даже не знаю, – протянула Лида, – для окончательных выводов необходимо понять, зачем и почему это он сюда перевелся из своего расчудесного МГУ.
– П-ф-ф… какая теперь уже разница? – поджала негодующе губы я.
– Ну, тебе, может, и никакой.
– Лида, напоминаю тебе, если твоя память как у рыбки гуппи: это тот самый парень, который раструбил на всю мою школу, что у меня букет ЗППП на фоне беременности в пятнадцать лет, патологический рефлюкс, педикулез и стригущий лишай в одном флаконе. М-м, как тебе, достаточно? Или еще накинуть?
– Я помню, помню…
– Тогда не надо мне, пожалуйста, говорить, что он другой – симпатичный и сладкий няшка. Я знаю, что за этой сомнительной внешностью скрывается на самом деле. Тараканище!
И после этих слов подруга, казалось, замолчит насовсем, но нет.
– И что, с самого детского сада не было ни одной положительной выходки с его стороны. Ни одной? Даже самой малюсенькой? – просительно уставилась на меня Нечаева.
– Насильно запихиваемое в мою глотку мороженое подойдет?
– М-м-м… нет!
– Вот и я думаю, что нет, – подвела я черту и углубилась в поедание гранита знаний, стараясь не думать о том, кто сидит позади меня.
Может, если я воображу себе, что его здесь нет, то и дышаться мне будет легче? Сомнительно, но попробовать стоит. И так, собственно, оно и случилось. Сразу после окончания одной лекции мы отправились на другую, где я стоически не смотрела в сторону Соболевского, которого со всех сторон облепили студенты.
Охи-вздохи девчонок, громкий смех парней – и страх в сердце стать снова аутом стал нарастать помимо моей воли, но теперь я гнала его, словно мерзкое насекомое, и травила дихлофосом. У меня теперь была Лида, а она, я была уверена в этом на сто процентов, не отвернется от меня в случае всеобщей травли или игнора. Подумаешь, студенты. Что мне с ними, детей крестить, что ли…
На том и успокоилась.
На большой перемене к нам с Лидой за столик присели две девчонки из группы, с которыми мы более или менее уже успели подружиться. А еще тот самый кавээнщик Егор Маков, с которым я совсем недавно ходила на выставку современного искусства. Да не один подсел, а с половиной своей баскетбольной команды. Целая толпа, считайте. В школе я о такой компании и мечтать не могла, а сейчас сидела, выслушивала комплименты от Егора и кивала на каждое его слово.
