– Учитель сказал, что второго числа следующего месяца будет концерт, – заговорила Умэко. – Раз в семь лет его проводит сам великий мастер. Нам с сестрами нужно участвовать…
Умэко понимала наше состояние и не настаивала, хотя очень хотела пойти. Все молчали. Мы с женой переживали.
– Ну что ж… Что-нибудь красивое как-нибудь да найдем, пусть двое едут, – наконец сказал я.
Мне было стыдно перед детьми. Да и вообще, когда мы могли доставить им радость? Я не мог сказать «нет».
Жена тоже не решалась возразить. Не могла она и согласиться.
– Тогда пусть Умэко наденет моё кимоно! – предложила старшая дочь.
– Нет, я не хочу в чужой одежде! – запротестовала Умэко.
– Тогда пусть Акико идет одна, у нее же есть кимоно.
Дети, казалось, не заметили нашей грусти, и разговор перешел на известных исполнителей. Я старался поддержать беседу, чтобы отвлечься от утренних мыслей. Но ни мое настроение, ни лицо жены не прояснились.
Пришел работник с фермы: одна из телок не встает. Сердце сжалось, будто иглой ткнули.
– Беда не приходит одна… – пробормотал я и пошел в коровник.
У телки был жар, дрожь в бедрах, тусклая шерсть, глаза мутные. С первого взгляда я понял: шансов нет.
Ветеринар подтвердил худшие опасения. Через три дня телка пала. А потом, через месяц, еще одна. Еще через месяц – третья. Удар за ударом – будто раны на и без того больном теле.
Когда работники увезли третью тушу на переработку, жена сказала с тревогой:
– Почему так не везет? Может, дело в ориентации дома?
– Вздор! У всех бывают черные полосы.
Но в глубине души я боялся: что, если этот несчастливый год принесет еще больше бед?
В конце мая, без всяких ожиданий, родился ребенок.
– Наверное, опять девочка? – с горькой усмешкой спросила жена.
Акушерка тихо рассмеялась:
– Да, барышня!
Она родилась, потому что так было суждено. Седьмой или восьмой дочерью – какая разница? Я ничего не мог изменить.
Акушерка сделала свое дело и ушла. Младенец покричал, не стесняясь, и заснул с ангельским лицом. Черты – благороднее, чем у сестер.
– Хоть бы тебе повезло в жизни… – пробормотала жена, поправляя одеяло.
Даже мои слова «ну вот, еще одна обуза» звучали теперь с нежностью. Что бы мы ни говорили, руки сами заботились о ней.
– Погоди, эта «обуза» еще всех нас замучает!
– Потому она и «обуза»!
Каждый день при купании все восхищались: «Какая красавица!» И чувство досады таяло.
Но словно вспышка молнии – в тот же день, когда мы зарегистрировали восьмую дочь, трехлетняя седьмая утонула в пруду. Я уже писал тебе об этом – не хочу возвращаться. Мы с женой рыдали, проклиная себя за то, что когда-то считали детей обузой.
Те, кто вздыхал: «Еще один ребенок…», теперь плакали, теряя разум от горя.
Противоречия, столкновения… Жизнь без веры – как корабль без якоря. Мы горько стыдились этой вечной неустроенности.
Июль, август… Сезон молока, кризис пошел на спад. Но боль от потери дочери не утихала. Мы, измученные, вздрагивали от каждого звука, просыпались среди ночи.
Как-то на рассвете кто-то громко постучал в дверь. Жена брата была при смерти после родов – нужно срочно вызвать доктора.
Не успел опомниться. Послал жену вперед, а сам бросился искать экипаж. Улицы уже оживали, но ни одного свободного извозчика. Я бежал, обливаясь потом. Даже трамваи еще не ходили.
«Как я выгляжу со стороны?» – мелькнуло в голове. Люди спешат по своим делам – у каждого своя жизнь. Кто-то, как я, борется за чью-то жизнь. Кто-то несется к неожиданной удаче. А кто-то тащится, опустив голову.
