Читать онлайн Сатио Ито - Могила в диких хризантемах. Проза
Переводчик Павел Соколов
© Сатио Ито, 2025
© Павел Соколов, перевод, 2025
ISBN 978-5-0067-1754-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Мир Ито Сатио – это мир, где хрупкость человеческого существования встречается с неумолимым потоком времени, где каждое слово, подобно капле чернил в воде, расплывается, обретая новые смыслы. Его повести и новеллы – это не просто рассказы, а тонкие срезы жизни, исследующие глубины одиночества, памяти и невысказанного. Или же так и не сделанного.
В прозе Ито Сатио есть что-то от хайку – та же сдержанность, та же способность запечатлеть мгновение, не утяжеляя его объяснениями. Не случайно его тексты часто пересекаются с эстетикой «сясэй» – принципом «зарисовки с натуры» или «отражения натуры», пришедшим из японской поэзии. Не забываем, что он ученик самого Масаоки Сики. Если традиционный реализм стремится к детальному воссозданию действительности, а символизм – к её преображению, то «сясэй» останавливается на грани между ними: это не описание, а намёк на присутствие, не рассказ, а дыхание момента.
«Сясэй» в поэзии – это отказ от метафор в пользу прямого, почти дневникового взгляда. У Ито Сатио проза строится похожим образом: его герои не анализируют мир, а фиксируют его, как будто боясь спугнуть подлинность переживания. В его текстах редко встретишь развёрнутые описания эмоций – вместо этого будут детали, несущие в себе невысказанное. В его произведениях нет психологизма в классическом понимании, но есть физиологичность ощущения, та самая «зарисовка с натуры», которая заменяет прямые указания на чувства.
Поэзия, следующая приципу «сясэй», часто обрывочна – как серия эскизов. Проза Ито Сатио тоже тяготеет к лаконичным сценам, которые не складываются в линейный нарратив, но создают эффект прожитого времени. Его рассказы похожи на страницы дневника, где важны не события, а промежутки между ними: пустые комнаты, несостоявшиеся разговоры, дороги, ведущие в никуда.
Теперь у русскоязычного читателя есть возможность оценить мастерство Ито Сатио. И если его поэзия уже известна благодаря переводам Александра Долина, то пришло время познакомиться с прозой этого не столь известного в России автора.
Павел Соколов
Прошлый год
I
Ты меня не понимаешь. Да, ты не понимаешь большую часть меня. Твое последнее письмо я прочел с глубокой благодарностью, проникшись искренней дружбой, что в нем чувствовалась. Хотя я ни на йоту не сомневаюсь в твоей искренней привязанности ко мне, факт остается фактом: ты меня не понимаешь. Но я говорю это не из недовольства тобой или твоим письмом. И уж тем более не потому, что считаю тебя человеком недалеким.
Я размышлял.
Разница в наших жизненных обстоятельствах настолько велика, что, видимо, нам никогда не понять друг друга до конца. Человеку в твоем положении вряд ли под силу ни разглядеть, ни даже вообразить, что творится в душе такого, как я. Какой бы проницательный ум ни был у тебя, пока наши судьбы так различны, полное взаимопонимание между нами невозможно.
Конечно, и мне не дано постичь твои мысли. В одном из писем ты писал: «Здесь нечего понимать или не понимать – мое сердце открыто, в нем нет тайн». Но мое «непонимание» – не об этом. Оставим второстепенное, но вот что главное: ты спокойно живешь годами в разлуке с женой и детьми. Наверное, ты ответишь: «Какое там спокойствие! Ты не знаешь, как тоскует сердце вдали от родины». Но с моей точки зрения, если нет крайней необходимости, а ты все равно проводишь два-три года за границей, наслаждаясь жизнью, то твоя тоска по родине – не более чем забава, дополнительный источник удовольствий. Пусть даже это и не требует от тебя никаких усилий, но ты, не жалея тысяч, тратишь их без счета, в то время как для таких, как я, даже десять дней разлуки с семьей – мучительное одиночество. А ты ведешь себя так, будто тебе и горя мало. Вот этого я никак не могу постичь.
Но разве ты от природы бесчувственен? Нет, я знаю, что это не так. Я помню, как ты, потеряв старшего сына, был на грани безумия от горя. И все же, оказавшись за границей, ты удивительно легко предаешься удовольствиям. Значит ли это, что в тебе горит какая-то страстная ambition? Вряд ли. Судя по твоим письмам, где ты то собираешься удалиться в горы, то мечтаешь заняться сельским хозяйством в Корее, вряд ли у тебя есть какая-то всепоглощающая страсть, ради которой ты забываешь о семье.
Ты, конечно, возразишь: «Разве мужчине подобает так привязываться к жене и детям?» Вот именно в этом я тебя и не понимаю. И именно здесь – огромная разница в наших судьбах.
Если говорить откровенно, для меня сейчас семья – это большая часть жизни. Честолюбие, слава, все прочие желания подчинены одному: «Главное – выжить». Если бы у меня отняли жену и детей, пусть даже на время, я стал бы совершенно бесполезен. Ты, наверное, скажешь, что это слишком обыденно, но что поделать – такова правда. Молодой, как ты, может и не придавать значения жене, но для меня, почти пятидесятилетнего, привязанность к супруге – дело естественное. Однако, видимо, именно здесь мы и не можем понять друг друга.
Возможно, поговорка «У бедняков детей не счесть» объясняется тем же, чем и мое нынешнее состояние. Но не подумай, что двадцать лет брака – это все еще романтическая любовь. Не стоит поверхностно объяснять это модными теориями о «естественных потребностях» или «удовлетворении инстинктов».
Когда уходят родители, те, кто родил и вырастил нас, кто годами трудился ради нас, – тогда в сердце поселяется глубокая, неведомая прежде тоска. Мы с женой, как в маленькой лодке, где я – на веслах, а она у руля, везем через бурное море жизни семерых-восьмерых детей. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что значит «семья – большая часть жизни». Но все, что происходит с нами из-за таких обстоятельств, человеку, плывущему на надежном корабле, куда ветер дует, никогда не понять.
Если сказать, что «сытый голодного не разумеет», это может прозвучать резко, но я не вкладываю в эти слова злого умысла. Просто кажется, что те, кто в жизни удовлетворен сверх меры, редко способны искренне сопереживать другим. То же и в отношениях между мужем и женой, родителями и детьми – здесь тоже есть незаметные, но непреодолимые различия. Особенно между супругами. Та глубокая, почти бессознательная привязанность, которая живет в их сердцах, вряд ли часто встречается среди тех, чья жизнь постоянно висит на волоске.
Конечно, можно отмахнуться: «Разные обстоятельства – разные чувства». Но мне хочется копнуть глубже. Да, мы никогда не поймем друг друга полностью, но я хочу, чтобы наша дружба крепла, несмотря ни на что.
В одном из писем ты спросил: «Ты, кажется, увлекся написанием рассказов? Уже охладел к стихам?» Вот типичный пример наших различий.
Ты сочиняешь стихи и прозу, как сам признаешься, не потому, что должен, а просто для удовольствия. И это естественно для человека в твоем положении. Я не говорю, что каждый, кто занимается литературой, обязан отдавать ей всего себя без остатка. Если для тебя это просто развлечение – что ж, я не осуждаю. Но ошибочно думать, что все такие же, как ты.
Мои мотивы иные. Я пишу не ради забавы. Для меня стихи и рассказы – вопрос выживания. Если я не могу быть ни политиком, ни предпринимателем, ни ученым, то что мне остается, кроме литературы, к которой у меня есть хоть какая-то склонность? Да, в этом есть и удовольствие, и утешение, но разве можно сравнить их с твоим «удовольствием сверх удовольствия»? Не знаю, как это выглядит со стороны, но у меня сейчас нет душевного простора для праздных увлечений.
Можно перечислять бесконечно. Разница в наших судьбах поистине огромна. Мы во всем мыслим по-разному. И все же я обращаюсь к тебе, потому что, кроме тебя, мне некому излить душу.
II
В прошлом году все только и говорили, что о кризисе. Дошло ли это до твоих ушей? А если и дошло, то, наверное, как далекий шум волн сквозь шелест сосен. До сих пор нашим коллегам в столице удавалось избегать ударов экономических бурь, но в прошлом, этом злосчастном году, никто не остался в стороне.
Если товар не продается, он залеживается. А если у всех избыток, цены падают. Особенно тяжело тем, чей товар нельзя хранить – например, молоко. Лучше уж вылить, чем продавать за бесценок. Но все стремятся сбыть хоть что-то, и цены на молоко падают еще ниже. С одной стороны – нераспроданные запасы, с другой – падающие доходы. А расходы, поскольку мы работаем с животными, не сокращаются. Каждый месяц доходов не хватает, чтобы покрыть расходы. Чем восполнить недостачу? Если бы были сбережения… Но мы и в обычное время балансируем на грани, так что приходится «есть» капитал. Это то, что в просторечии называют «проеданием» – слово, тебе, наверное, незнакомое.
Как ты знаешь, у меня большая семья по сравнению с масштабами дела. Людей больше, чем коров. Да и из людей большинство – иждивенцы. Как будто груз превышает вместимость лодки. В обычное время нет возможности создать запас на черный день, а когда начинается шторм, будущее кажется настолько туманным, что страшно подумать.
Если бы мы с женой были молоды и бездетны, даже разорение не казалось бы такой катастрофой – можно было бы начать заново. Но когда на двоих взрослых – восемь детей, страх становится во сто крат сильнее. Думаю, ты можешь себе это представить.
Дети до семи-восьми лет еще малы и не понимают родительских тревог. Они беззаботно играют, их лица светятся радостью. Но старшие девочки уже чувствуют нашу тревогу. Мы стараемся оградить их от забот, но когда приходят кредиторы, скрыть правду невозможно. Дети молчат, но по нашим лицам, по тону голоса они все понимают.
В такие моменты, друг, человек становится удивительно трусливым. Все кажется угрозой, и сердце сжимается от страха.
«Это глупо, – думаешь. – Кризис – явление временное, через год-два все наладится. Если продержаться месяц-другой, можно будет перевести дух».
Но такие наивные утешения – лишь временное облегчение. На деле приходится платить по счетам, откладывать выплаты, а доходы падают еще ниже. А долги только растут. И вот уже к концу месяца иллюзии разбиваются вдребезги.
Когда страх овладевает тобой полностью, весь мир кажется враждебным. Если ветер повредит крышу, кажется, что он нарочно тебя преследует. Если идет дождь – надо покупать зонт, высокие гэта – и дождь становится еще одним врагом. Конкуренты – конечно, враги. Все торговцы кажутся бессердечными. Даже гул поездов и трамваев звучит угрожающе. Даже те, с кем ты в хороших отношениях, мгновенно отворачиваются, стоит тебе хоть немного их подвести. В конце концов, единственные, кто остается с тобой, – это жена и дети.
Ты, наверное, скажешь: «Это слишком преувеличено». Но это не преувеличение, а правда. Кто не знал нужды, не поймет ее вкуса. Кто не сидел в тюрьме, не знает, что такое заключение.
Отсрочки платежей не бесконечны. Рано или поздно придется платить. Если бездумно «проедать» капитал, это все равно что разбирать дом на дрова. Скоро негде будет укрыться от дождя и ветра.
Выбора не было – я решил занять у друга. Если бы это был просто временный заем, проблема была бы невелика. Но я знал: эти деньги нечем возвращать. И все же пришлось просить.
Так я сам обрек себя на новые муки. Даже самому близкому другу не скажешь: «Дай в долг, хотя я не знаю, когда отдам». Пришлось обмануть, пообещав вернуть к определенному сроку.