– Исполу! – сказал он.
Бикбай обрадовался, но мужики огорчились.
Начались споры.
– Первые три года половина урожая моя, – заявил бай.
Макар завел длинный разговор о том, что низовцы арендуют землю и платят чаем, сахаром.
Разговор затянулся. Пили чай, потели, говорили о разных делах и снова спорили о плате.
– А если не нравится, – наконец сказал бай по-русски, – то могут не снимать. Пусть корчуют пеньки там, где лес вырубили, или в орду переселяются.
– По-моему, вы неверно говорите, агай, – заметил до того молчавший Могусюмка.
Курбан насторожился. «Это что за мальчишка?» – подумал он.
– У вас клочок земли просят пашню пахать, а вы на общинной земле прииски открыли, отдали эти земли в распоряжение чужих людей.
Тут лицо бая перекосилось, брови изогнулись, а глаза стали круглыми и большими.
– Кто это такой? – быстро и тихо спросил он у Абкадыра.
– Мы его не знаем, он нас на дороге останавливал, – так же тихо ответил Абкадыр. – Зачем едет и куда, не знаем. Кажется, его называли Магсумом.
– Кто называл?
– Товарищи его, когда он с ними в лесу прощался и к нам подъехал.
– Магсум?
– Да.
– Постой, так это… Это…
Тут бай, выкатив глаза, уставился на Могусюмку, мелко потряс головой, набрал полную грудь воздуха и замер, показывая, как он восхищен, делая это точно так же, как благовоспитанные люди на Востоке, когда желают изобразить немое восхищение.
– Магсум! – вобрав голову в плечи и вскинув руки, с жаром выпалил он, показывая, что не в силах сдержаться. – Как я много слышал о вас! Очень рад!.. Честь принять такого дорогого гостя… Счастливо ли вы живете?
Курбан налил чашку чая и поднес Могусюмке, улыбаясь ласково.
– Кушайте на здоровье.
Он начал со всеми соглашаться, но, как замечал Могусюм, не от души. Абкадыр и Бикбай тоже любезно улыбались. Иногда они вдруг переглядывались, и взор их в этот миг становился серьезным и значительным.
На Макара и Авраамия никто не обращал внимания, но они кое-что понимали в этом разговоре и терпеливо ждали. Курбан, заметив молчаливое недоверие Могусюма, сказал, что, конечно, надо жить по-соседски с николаевцами.
– Я, знаете, для порядка назначил цену повыше: пусть не думают, что так легко земля дается.
Когда, казалось бы, дело сладилось, бай показал Могусюмке барометр и рассказал, что ездил в Москву, видел паровозы и железную дорогу и в Москве он слыхал, будто в Америке очень красивые реки, но опасно к ним подходить – там водятся крокодилы.
Могусюмка снисходительно улыбнулся.
«Я вас угощу как следует», – решил Курбан, ласково глядя на Могусюма.
Этот высокий, сдержанный и гордый человек заслуживал уважения. «Да и полезен может оказаться…» Курбан велел забить жеребенка, барана…
Снова начались угощения.
Гости просидели у Курбана весь день.
– Очень желательно и большую важность имело бы распространение грамотности среди башкир! – рассуждал Курбан. – Замечательное явление! Башкиры говорят, что арабский алфавит следовало бы заменить русским.
Старик Хамза однажды привез и показал Курбану письмо Могусюма, где башкирские слова написаны были русскими буквами.
Курбан этим воспользовался при случае. Будучи в Оренбурге, сказал губернатору, что желал бы введения русского алфавита для башкир, и сам написал несколько башкирских слов русскими буквами.
Могусюмка был польщен, как казалось Курбану. Бай ждал, какие же дела к нему у башлыка, не потребует ли он с него еще чего-нибудь.
