Признаться: мне такой пейзаж, увы, давно уже не мил.
Зато, в дому теперь уютно, тихо, и тепло.
Хотя снаружи ветерок: нет-нет, царапнет мне в стекло.
Сажусь под яркой лампой за столом,
Не торопясь, наброски делаю пером.
Горячий рядом в кружке чай налит,
Да рюмка сладкого ликера «Амаретто» —
Вдруг, ночью Муза посетит
Не старого еще и, между прочим,
На зиму свободного от брачных уз поэта.
Не скрою: мне по душе такой уют —
«Еще минута, и стихи свободно потекут».
Клянусь: мне даже чудится порой,
Что рядом я сейчас с тобой
В изгнании, кумир мой дорогой,
Питомец нег и Аполлона – Саша Пушкин.
В твоей усадьбе: средь вольных нив, дубрав
И облетелых ветром стройных тополей,
Раскиданы поодаль ветхие избушки;
Жужжит, чуть слышно, за стеной
Веретеном печаль – старушка…
– Давай же, тезка! «Где же кружка?»
Пусть светлой памятью твоей:
Мне будет нынче веселей.
Теснятся мысли: ратью – рать.
О чем мне в вечер написать?
Ну, разве что, – о деревенском быте?
О ложках, поварешках, да старом бельевом корыте…
Так что ж, извольте, – я готов.
К чему тут долго рассуждать?
Позвольте мне теперь же и начать.
Первым делом: быт в деревне
Заключается в обедне.
То есть, я хочу сказать:
Брюхо надо уважать.
__________________________________________
Когда я остаюсь один в своем «именье»,
Поверьте: нет большего мученья,
Такой мороки, как стряпни или еды приготовленья:
Рой сковородок, мисок, банок, дуршлагов —
Ужасен для меня! Помилуй Бог! Но, я – таков.
Сейчас бы лучше расколол два кубометра дров,
Чем суп варить или готовить плов.
И, верно: я б давно уже усох от истощенья,
Каб не пришло ко мне спасенье:
Да это просто объеденье —
Похлебка – шоу из «уральского пельменя»!
Но, хватит шуток! Больше ни пол слова про стряпню.
Не скрою: эта тема скучна на корню —
Я от нее бегу, как от огня.
Другое здесь влечет меня…
___________________________________________
Зато там уженье привольно
Язей, плотвы и окуней.
И раков водится довольно.
Налимов, щук и головлей.
С. Т. Аксаков. 1844г
Здесь есть приятное для тела и души отдохновенье —
Рыбалка: здоровое и страстное мужское увлеченье,
Пришедшее от пращуров через века.
И никакие тут сомненья – не остановят нетерпенье
Заждавшегося перволедья рыбака.
Я думаю, мне кто-то может возразить:
Что мол, охоту тешить – не беду платить.
Ну, что ж: кому – полет, кому – паденье,
А нам – скорейшего леденья становленье.
Едва зазимок первый крепкий в ночь
Скует поверхность заводей реки,
Потянутся на лед поспешно рыбаки.
И я бегу им в след от дома прочь:
Мне нынче в стенах усидеть никак невмочь.
Мормышки, удочки, пешня, коловорот,
Литровый термос, парочка яичек,
С салом ароматным бутерброд.
Мотыль, опарыш, червь ползучий —
Все это я беру до кучи.
И с твердой верою в удачу —
Багор, наточенный – в придачу.
Ах, этот чудный первый лед!
Как манит он к себе, зовет.
Надеждой он мечты питает,
Но и, случись, порой – купает
В своей купели ледяной…
Беги скорей, рыбак, домой.
Последнее, однако, – не для нашей темы;
Отброшу я сии досадные проблемы.
Спешу вприпрыжку к наслажденью, —
К забаве трепетной – уженью.
Десяток лунок пробурить еще труда не составляет.
Мормышку – капельку кидаю вглубь:
Пускай себе обманкой поиграет.
Я весь – внимание в «прорУбь».
Удар! Кивок вздрогнУл и снизу что-то придавило.
Короткий взмах – летит на лед взъерошенная рыба:
Красавец! Наш русский окунь благородный.
Небольшой – чуток поболее ладони.
Но это только лишь – почин.
Лиха беда – пути начало.
