Глядишь, и подойдет повыше чин
С лампасами, и со звездою генерала.
Однажды, я вот так ловил,
Уйдя в излучины затоны,
И мерный окунь мне дарил
Весь день восторженные стоны.
Под вечер – по делам и честь —
Окинул я улов безумным взором
И понял: враз мне не унесть
Всей рыбы выловленной гору.
К чему безудержная страсть?
Я не стремлюсь к тщеславью чемпиона.
И четверти хватило, чтобы всласть
Неделю есть ведро душистого бульона.
Эх, как бы хорошо так каждый год
Ловить, хоть треть былой нагрузки.
И Бог с ним – с журавлем: высок полет.
Теперь бы ко двору пришлась и трясогузка.
Однако, в нынешний нам год:
Непруха сплошь в уловах прет,
Как будто от лихого сглаза.
Я в решето взбуравил лед —
Мормышка в лунке, словно в дырке унитаза:
И там, и там – вода течет,
Да рыба вовсе не клюет:
Ни там, ни там – вот ведь, зараза!
Что делать? Как не возроптать
Всевышнему о горькой нашей доле?
Осталось мне лишь описать
Судьбы рыбацкой бывше горе.
_____________________________________
Люблю в канун суровых зимних холодов
Я наблюдать чудесное реки преображенье:
Дремотным сном подернуто ее привольное теченье,
Озябшие, заждалися перины снежной – берега,
Еще чернеет стрежня рябь, но на обратках шепчется шуга.*
Намедни, посветлу взъярилась непогода
Вихрями хлесткими – не видно небосвода.
Метель кружила сутки напролет.
По опыту я знал: во след мороз грядет.
И точно: утром (через ночь) сквозь матовость стекла
Едва пробилась зоревая розовая мгла.
А тишина оглохшая, в окне восходом ярким заискрила,
И инеем сухим с берез текла,
И из дома меня в простор реки манила.
Светло на пожнях.* Все белым – бело.
Вот нарыск от ночной мышкующей лисицы.
Не шелохнет окрест лесов.
И только легкий порх московочки синицы у кустов
Нарушил снеговой ветвей покров. И снова замерло.
Я дальше подвигался:
Передо мной туман в низине шлейфом расстилался,
Теплом земли последним пробивался,
И нежным переливом красок отзывался
На белой скатерти снегов, в лучах морозных облаков.
Еще я издали с высокого бугра
Заметил, как река внизу парила.
Вокруг осыпала нарядом пышно искристым древа
И, будто, о пощаде стужу дыханием своим живым молила.
Торжественная, звонкая царит сейчас печаль.
Не видя вкруг себя великолепного узора, струит река —
Упали на ее чело из снега глыбы – облака:
Смыкаясь, расходясь, скользят они куда-то вдаль,
А, может, встанут вскоре у ближайшего затора.
Еще дней пять продержится свободною – вода.
И, коль морозы по ночам не схлынут,
Тогда в последний раз в рассветный час вздохнет она,
И плесы во всю ширь: от берега, до берега – застынут.
Люблю, как заглубеет снег, я ясным днем обуться в лыжи.
Пройти неспешно кромкой дивною заснеженных полей,
Где в теплых лунках чутко слышит
Мой скрип семья дремотных косачей*.
Взорвутся шумно, брызги рассыпая,
Встревоженные мною, поляши.
Я радостно их взором провожаю,
И тягость прочь – с моей души.
Люблю я сон лесных опушек,
Чуть растревожив волшебство.
Нарезать лапник для игрушек,
Украсить ими Рождество.
___________________________________
Признаюсь, что хочу сказать,
Оставив прежние «сонеты»,
Люблю с хренком я пожевать
Из щуки рыбные котлеты.
Но, чтобы их покушать всласть,
Теперь нужна другая снасть.
И, стало быть, – другая страсть
Влечет на лед мои «штиблеты»…
Не дай, Богиня, мне упасть
Белым лицом с размаху в грязь,
Сменив достойный свой рассказ,
На кулинарные куплеты.
Привет вам, снежные поля
В рассветном сумраке, – пора!
Двоит лыжня с речного склона.
Бегу я утром со двора
