Моих стихов чернеющая гладь… - страница 3



Хотел помочь тем, кто в клети,
Ему не раз пришлось взгрустнуть.
Был голоден в дороге он,
Мечтал о каше гречневой,
В грязи болтался фаэтон
С чахоткой скоротечною.
Ни проблеска от тяжких дум
На Сахалине не имел,
Кто может жить здесь – толстосум?
Иль каторжник, кто наторел?
И заграницу повидал
Он в чудных четырех местах,
И там душевно отдыхал —
Как будто бы в других мирах.
В сравненье с виденным в раю,
Где англичане правят бал,
Он, удивившись их бытью,
Суворину в статье писал:
«Эксплуатируют они,
Взамен заботу им дают,
А что мы можем, ну, хвастни?
Ведь наши грешники тут мрут.
Они им быт создали тут,
Дороги, конки и сады,
Музеи инородцев ждут,
Религии им не чужды.
Гонконг не чужд любых страстей:
И порт, и бухта чудная,
Плывут здесь множество ладей,
И чудо-место людное».
Он и в Коломбо побывал,
Там, где хранится Будды зуб,
«Здесь был когда-то рай», – писал,
Был в прелестях его не скуп.
Насытился лесами пальм
И женщинами с кожей бронзовой,
Детям открыть мечтал вуаль
О страсти под их кронами.
Своим трудом он им помог,
Доклад по книге вызвал всплеск,
Отмена розог был пролог,
Уменьшился на ссыльных пресс.

С. Лохова: “Я совсем не Мата Хари…”

Не ведая стыда, в угоду фрачным демократам,
Он[23] вымыслом в шпионский большой скандал её втянул,
Боясь, что Трамп, привыкший денежки грести лопатой,
Устроит строек в Путинской России большой разгул.
Передо мною дева, уж не юная, с ребенком,
Его кормя, давала интервью о её бедах,
Опасная, нелегкая у девы работёнка,
И сколько же на ней неубедительных наветов?
Ей было десять, когда совок распался, наконец,
Моталась дева, чтоб получить образованье,
В совет Британский рискнула обратиться, молодец,
И люди ей пошли навстречу и её призванью.
Семья её не из богатых, и могут быть долги,
Идёт она работать в банк, амбициозная, с людьми[24],
И тут её одолевают коллеги-биндюги,
В газетных заголовках она теперь среди шумих.[25]
Приходится покинуть банк, к друзьям своим уехать,
Начать научную карьеру ей предлагает босс[26],
Тут приглашенье на обед, босса нельзя разгневать,
Её присутствие как гостя дало ей много слёз.
Она как соблазнительница мужчин разведок стран[27]
Также участник сговора меж Путиным и Трампом,
И веет домыслов печати над ней дурной туман,
Кому, читатели, мы отдадим все дифирамбы ?
Она как эксперт истории бывшей совразведки
Готовит про советский шпионаж тридцатых книгу.
О неизвестной сети русских шпионажа ветке,
Скрытой под одеждой университетских туник.
Казалось, будущее в научном мире впереди,
Уже с британским паспортом уехав из России,
Хоть в банке когда работала – имела рецидив,
А в Кембридже в ее карьере новые стихии.
О связях Сталина[28] с разведкой резидента тема,
Как первой жертвы царских дореволюционных лет,
А позже он, хитрый патрон шпионского совдепа,
Где материалы доставать – весьма не лёгкий хлеб.
И материалом этим нужно было хвастануть
Студентке перед очень важным гостем на обеде,[29]
Чтоб поразить гостей всех знаниями – не это ль путь?
Тут связи новые рождаются в пылу беседы.
“Ах, если бы на том обеде не появился М. Флинн,
И не сидела она рядом, не уходила с ним”, —
С письма[30] тут начались нападки, похожие на сплин,
Её ответа вдруг все слова он[31] опроверг как чин.
«Я, русская, была в руках с пикантною открыткой»
На званом том фуршете близкого к Трампу генерала,
Не это ль сделало ее судьбу такою зыбкой?
Спасибо, нам «Вечерний Нью-Йорк»[32] об этом рассказал.

Светлой памяти Астрид Лингрен