Читать онлайн Леонид Оливсон - Жизнерадостные люди
Часть первая
«Каждый пишет, как он слышит…»Булат Окуджава
Была она ему одной из муз…
Пушкину
Имел он безответную любовь.
И хоть он был и мальчик юный,
Но было то ему не вновь —
Имел любви он опыт втуне.
Она была в два раза старше,
Но разве думать мог об этом,
Хоть муж деяньями блиставший
За исполнением следил обетов.
Все мысли были лишь о ней одной —
Запретной, но такой желанной.
Она в его глазах была святой.
И в тайне ей он пел осанны.
На даче в Царскосельском парке
Ей на прогулке приносил цветы…
Любовь запретная сушила:
Везде, как пес искал ее следы.
Не должно имени ее звучать
В его писаниях, тенетах…
Чтоб не подверглась осмеянью стать,
Оно должно быть под запретом.
Все ж не сдержался он – послал записку,
Ее прося о тайной встрече.
Себя подвергнул он напрасно риску —
Нет никого, кроме Него
О встрече не могло быть речи.
Ее случайно на тропинке встретил.
Припав к ее коленям, обнял.
Известно, что там был свидетель,
Иначе до сих пор никто б не знал…
Он нежно целовал ее стопы
Своими влажными губами.
А если б муж пришел на ту тропу,
Не кончилось бы всё словами!
Не молвив слов, лежал у ног ее,
Она молчала, понимая:
Жестоко превратить тот миг в смешок,
Ведь он под действием дурмана…
И вдруг он засмеялся счастью,
Что не отвергла и не обругала.
Придя в Лицей с великой страстью
Писал поэму, возмужалый.
Свою любовь он перенес на Русь.
Писал «Руслана и Людмилу».
Была Она ему одной из муз
Какое имя ее было?
…………………………………
Он, умирая, ее руку взял,
Сказав: меня перекрестите.
В последний миг ее поцеловал,
Она была его магнитом.
«Пожизненный труженик» (М. Цветаева)
К. Бальмонту
Метущийся с натурой щедрой
И вечный мот своей души,
Он жизни не искал оседлой,
Тома стихов писать спешил.
Он беззащитен, одинок,
С живыми быстрыми глазами,
Познаньем движимый челнок —
Здесь речь идет о книгомане.
С хромою быстрою походкой,
Испуганный порою взгляд.
Он озирается неловко,
Во всем он слышит звукоряд.
Всегда готов вскипеть, как чайник,
Великолепный шантеклер,
На людях, вовсе не молчальник,
Исследователь ойкумен.
С клинообразною бородкой,
Его высок воротничок,
Бывает он смиренно кротким,
Обидят – клюнет петушок.
Порой испанский анархист,
Когда на улице встречаешь.
А в своей жизни мазохист,
С самоубийствами играющ.
Поэзия – его стихия.
Он только ею в жизни жил.
Любил всем сердцем он Россию,
А в эмиграции почил.
У них в глазах он был таким,
И было общее в их взглядах,
Нам остается верить им —
Они ведь все из той плеяды.
Нам это запись сохранила…
Ахматовой
С великой Анной это было…
В эвакуации, в Ташкенте зимнем,
Нам это запись сохранила —
Рассказ о случае, весьма интимном.
Ее знакомая ташкентка
Была свидетельницей в этом деле.
В том месте рядом с ней клиентка
Столкнулась в деле с маленьким злодеем.
Ахматова пошла на рынок,
Своей обычной жизнью жил базар.
И крик вот этой старожилки
Идиллию вокруг прервал.
Мальчишка рваный, незаметно прислонясь,
Карман ее стал тихо резать бритвой.
– К кому ты лезешь? Ты знаешь, мразь? —
За руку схвачен был воришка прыткий:
– Хотел ограбить ленинградку?
Она голодная, тебе не стыдно?
Он хмыкнул, дунув без оглядки.
В те годы было никому не сытно.
Но вновь он скоро появился
И ей принес румяный пирожок
Сказал он только: «Ешь» – и скрылся.
Он, мерзкий, понял и отдал должок.
Умело же мальчишка рисковал.
Вопрос ее был: «Неужели съесть?»
– Конечно, он его для вас украл! —
Сомненья вмиг: не замарать бы честь!
Она потом писала позже:
Бесценный дар базарного воришки,
Как хлеб, ценнее был одежи,
Хотя она нуждалась в барахлишке.
Война загнала поэтессу
В далекий край – Узбекистан.
И это было новым стрессом —
Хорош ли будет этот «стан»?
Она страшилась, как все будет
Здесь, словно на краю земли.
Но здесь решалось много судеб,
И много беженцев приют нашли.
Ей Азия приют давала,
И чувство защищенности ей льстило.
О теплоте той вспоминала
И часть стихов ей добрых посвятила.
Чехову
Не устарел еще великий Чехов,
О мерзостях писал другой эпохи,
Но изменилась ли природа человека?
Намного ли он стал умней,
ведь те же блохи
И те же слабости, пороки, предрассудки,
Что были, скажем, с ломоносовских времен…
Хоть грамотнее стал –
живет в своей скорлупке,
Тиранами согбен, а мыслями – дрянен.
Весь в дедушку
(Чехов, ПСС, т. 2)
Заснуть пытаясь, в жаркой духоте в полночь,
Себя не в силах больше как-то превозмочь
Дед – старый генерал – и его взрослый уже внук
Устроили между собой большой диспут хапуг.
«Молокосос, битюк прогнать тебя б сквозь строй!» —
Внук слышит окрик каждый вечер в адрес свой.
«Ленивец, ты мне порошок персидский не купил,
Вчерась с чужой женой Дубякина ты укатил.
Мораль о брачных узах ты, стервец, нарушил!»
«О, каюсь, дед, не зря тебя я прогневил,
Ведь кровь и плоть взяла все добродетели твои,
Хоть совесть мучает – в моей душе твои струи!»
«Я что-то того факта в жизни не припомню,
Чтобы жену чужую чью-то увозил». —
«Ну вспомни, ведь, используя чины, ты взял неровню,
Ты девушке-невесте голову вскружил.
Потом бедняжка была с пьяницей-поручиком,
Бежала вскоре от тебя – ты позабыл,
С случайным бедным, модным, молодым попутчиком
Тут дело не твое – тебя б сквозь строй, дебил!
Ответь мне, почему сестру ограбил?
За что у женщины сто десятин земли отнял?
Весь в вас, дедуля, дорогой, я с вас примеры взял.
Ну помнишь, дед, когда ты в интендантстве правил?..»
И в этот вечер долго длится между ними спор,
И завтра будет тот же самый нудный разговор,
Дед будет внука обижать и понукать,
А внук все так же будет отвечать…
«О вреде чтения книг»
(А. П. Чехов, ПСС, т. 2).
Начальник театра с антрепренером вдвоем,
друг друга не таясь,
Сидели, обсуждая всех актрис-красоток,
в святоши не рядясь.
Когда одна из них читает монологи «с волнением в груди»,
А тут чиновник глупый рвется с бумагами докука.
Досадно было, что пришлось
прервать детали сладкого интима.
Ведь эта тема между мужиками, что ни говори, любима.
Чиновник выполнял свой долг
и в разговор не вовремя вмешался.
Начальник наш от дерзости такой —
ну, на чиновника сорвался:
«Об этом можно бы и после —
какой же вы невежливый народ!
Что за привычка досаждать в беседе —
ведь моя подпись не уйдет!»
И антрепренер сей вмешался тут:
«Вы что бурчите тут, неряха,
Все локти продраны и пишете безграмотно,
ну как сапожник.
Вы просто моветон!
Вы книг, похоже, не читаете, безбожник!»
Чиновник слушал стоя нарекания и трясся весь от страха.
Весь театральный коллектив пытаются
вдруг чтеньем заразить,
И сам начальник театра старается всех к чтенью приучить.
Но вскоре ропот недовольства слышен,
Последствия крупные дурные видимы уже везде кругом.
Нет никого, кроме Него
Начальник театра от своей ошибки
теперь уже и сам взбешен.
Где антрепренер «умный»?
Приказываю: не пускать его в наш дом!
В номерах
(А.П.Чехов, ПСС, т3).
На днях жена полковника приехала в дрянной отель
Хотя она и в явном виде не увидела бордель
Хозяину отеля вдруг припустилась угрожать:
“Прошу другую комнату – иль не буду приезжать”.
И с ней две дочки —
ведь им приспело время повенчаться
Там был сосед, мужчина;
с кем не желал никто встречаться
Его я видеть не хочу: “Прошу принять Вас меры
Он людям тут показывает худшие примеры.”
Ах, матушка, ну что могу скажите я сделать с ним
Ведь он грозит мне и ругает – и вечно с кулаками
И в драках он выясняет отношения с врагами
А утром ходит с синяками, в пъяном виде, в нижнем.
Как жаль, ведь из семейства благородных, и не женат
Не пил бы столько то, может был бы и весьма богат
Так не женат? Проверьте только, вы точно говорите
Ступайте-ка к нему: Вы срочно после – ко мне зовите.
Представь меня и дочерей моих и не забудь сказать:
“Чтоб он при людях воздержался грубых выражений
Что в номере моем его я буду с дочерями ждать
Я думаю, что у него не будет возражений”.
Мамаша, ну зачем, вам нужен этот вечный вертопрах?
Он забулдыга и все время крутится в больших долгах
Ну, почему вы девочки всегда так говорите
Не потому ль вы в девках долго, злые и сидите
В потемках
(А. П.Чехов, ПСС, т. 5)
Случилось это очень темной ночью,
Тумана смрад скрывал свет фонарей.
Я эту дачу знавал воочью,
Бывал у живших там давно людей.
Товарищ прокурора пробудился,
Ведь кто-то очень щекотал его ноздрю,
От чиха нос его освободился
И вынес муху – «инородную среду».
Но он чихнул, так громко и со свистом,
Что тело содрогнулось на кровати,
И в воздухе, теперь уже не чистом,
Его жена проснулася некстати.
Она надела туфли не спеша,
Пошла к окну – ей было так привычно,
Не слышно было стука стОрожа,
И коростель молчал, что необычно.
Сквозь злую мглу ей показалася фигура,
Что быстро шла от цветника к их дому.
В ней разыгрались очень быстро страхи сдуру,
Но к выводу она пришла другому.
Затем фигура побыла у кухни.
И влезла на карниз ее окна.
И запах вдруг пришел, как из конюшни,
И больше не была уже видна.
В ее мозгу мелькнуло – «вор»,
Он грабит ценности из дачи.
В руках его большой топор
Спасет ли муж от неудачи?
Вот муж разбужен наконец,
Она ему все объясняет,
Но муж ее – не тот глупец,
Он ей спокойно заявляет,
Что, может быть к кухарке гость явился,
Ведь днем сюда не может он придти,
А он пожарный – я б не суетился,
Ты только успокойся – уходи».
«Тем хуже для нее и для него.
Мой дачный милый дом не для того!
Подумай-ка еще, какой позор —
Он даже хуже, чем домашний вор!»
Он, плюнув, в свои туфли залезает
И ощупью идет на кухню дома.
А по дороге няню вопрошает:
«А где ж халат мой, тебе неведомо?
Ведь ты взяла вчера его мне обновить». —
«Я отдала его кухарке». —
«По дому должен без халата я ходить,
Какие в доме беспорядки!»
Придя на кухню, он нашел кухарку
Под полкою с кастрюлями на сундуке.
Он в бок ее толкает, интриганку,
И говорит на чистом русском языке:
«Кто лез к тебе в кухонное окно сейчас?» —
«Ты, барин, только посмотри который час.
Кому же надо лезть ко мне? – ведь я устала.
Я целый день на кухне с пищей простояла». —
«Ты, Пелагея, лучше не дури
И своему прохвосту ты скажи,
Чтобы из дома убирался, охламон,
Пока что подобру и поздорову – вон!» —
«Как вам не стыдно, благородный барин,
Надо мной глумиться?
Грех вам – вы пользуетесь тем, что
некому здесь заступиться!»
Товарищ прокурора четко понял, что
Сейчас совсем не прав.
И, извинившись, он направился к жене,
От суеты устав.
Но, вспомнив, быстро про халат спросил:
«Брала ль ты чистить мой вчера халат?» —
«Он на гвозде висит и не помят».
И он, надев его, про все забыл.
Воображение его жены играло
Картину жуткую той страшной ночи
Что муж лежит, убит, и все, короче…
Она же, лежа на кровати, умирала.
Но муж пришел и цел, и невредим,
Истерики ее рассеяв дым,
Сказав «Кухарка добродетельна, как ты,
Мы перед ней с тобою виноваты».
Но тут запахло луком, щами, дегтем,
И этот запах их насторожил.
«Где спички? Дай-ка, мы свечу зажжем!» —
Совет семейный в этот миг решил.
Похожие книги
Леонид Оливсон издал несколько книг в издательстве Э.РА. Его стихи – это размышления о пережитом, о текущих событиях политики и культурной жизни, о людях нашего времени прошлого. В новой книге Л. Оливсон собрал стихи для детей, о детях и на близкие темы.Э. Ракитская, член Союзов писателей Москвы и Иерусалима
Стихи Леонида Оливсона – это стихи интеллигентного, интеллектуального человека, интересующегося искусством, кинематографом, литературой. Они искренни, написаны от души. Автор переосмыслил биографии и достижения известных деятелей искусства и рассказал нам о них простым доступным языком. В последнем разделе книги собраны стихи на разные темы, они будут близки и понятны широкому кругу читателей. В этих стихах видится неравнодушная личность автора,
В новой книге Леонида Оливсона читатель встретится с размышлениями автора о времени, о себе, о прочитанном и обдуманном… Широкий круг современных явлений открывается на страницах этой книги, которая будет интересна самому широкому кругу читателей.
Стихи Леонида Оливсона повествуют не только о той эпохе, которую ему довелось пережить, но и о настоящем, и о взгляде в будущее. Здесь и лирика, и политическо-философские размышления, и ирония, и гротеск. Это стихи интеллигентного человека, интересующегося искусством, кинематографом, литературой. В них видится неравнодушная личность автора, тонко и по-доброму воспринимающего окружающий мир. Автор был очевидцем сталинской, хрущевской, брежневской
Случайное знакомство Изабель Блэкуэлл и Джереми Шарпа завершилось страстной ночью. Оба считали, что на этом их отношения и закончатся, однако судьба распорядилась иначе. Спустя несколько дней они снова встречаются, но теперь уже в качестве адвокатов, представляющих противостоящие стороны в тяжбе по поводу давнего долга.
Роман в сокращённом виде. При этом исчезала привязка событий романа к Аллану Квотермейну.«Ви молился своим богам – Ледяным богам, тем, которым поклонялось его племя. Как давно верило в них племя – он не знал. Не знал также, откуда взялось племя, только слышал легенду, что когда-то, в древние времена, их предки, родоначальники, пришли сюда из-за гор, отступая к югу и теплу от грозного холода.Боги обитали в темной, почти черно-синей глыбе льда само