Молчание степей - страница 4



Мы небесные и мы бываем среди вас, бываем, когда вы о нас вспоминаете. А что до души, то могу сказать, что она точно есть, поэтому я и постарался присниться автору, поэтому я его и упросил о том, чтобы он обо всем этом всем рассказал, ведь я же теперь не видимый. Ведь я же небесный. Ведь я же теперь вечная и живая душа.


«Последний долг»


Случилось это уже после того, как меня выписали из госпиталя, или, даже, наверное, когда меня отправляли в отпуск после ранения. Сейчас уже по обстоятельствам точно и не вспомню, потому как было ниже сказанное по осени, в двадцать третьем году. Тогда с моим отъездом сложилось одно дело, которое мне поручили закончить, точнее, как поручили, скорее всего просто сказали, мол, «ты же поедешь в Россию, вот и отдашь». А отдавать нужно было медаль супруге погибшего, который входил в состав эвакуационной группы штурмового отряда. И, тут надо, наверное, сказать, что, у моих коллег по общему ремеслу хоть и планировались в ближайшие месяцы отпуска, но особого желания отвозить «посмертную» награду ни у кого из них не было. Не скажу, что с их стороны был какой-то эгоизм, наверное, даже просто лень, потому как на такую поездку нужно было потратить свое время, а в отпуске это не каждому хотелось. Поэтому меня и попросили сделать то, что могло вместиться в мой отдых.

Тогда я не стал отказываться, дело действительно стоило того, поэтому я лишь уточнил контакты супруги и положил медаль вместе с наградной книжкой в последний карман своего рюкзака. Медаль, кстати, была не посмертной, правильнее её было бы назвать недошедшей, потому что человеку она уже пришла в тот момент, когда его уже с нами не было.

А не стало его, наверное, от нелепого случая или, можно сказать по трагической случайности, потому что командир группы эвакуации погиб от рук своего же подчиненного. Случай был конечно не новый, но он поражал своим содержанием, потому что всего один подчиненный смог загубить сразу всю рабочую группу медиков. Загубить всех, в том числе и себя. Подчиненный просто разбирал неразорвавшийся заряд, то-ли «колокольчик» от кассетного боеприпаса, то-ли другой тип взрывчатого. В результате разбора последний сдетонировал и унес не только жизнь самого экспериментатора, но и забрал всех тех, кто находился с ним рядом. И хотя по рации и передавали информацию о появившихся раненых, но на точку эвакуации нам сначала привезли только обугленное тело самого виновника. Когда мы стали его осматривать, то, первым на что обратили внимание были руки ушедшего, потому что них не было кистей. По всей видимости, сила взрыва была настолько велика, что она их попросту вырвала, а значит, боеприпас, вероятнее всего был у него в руках. По последнему признаку мы и смогли определить, что доносившаяся до нас версия о «разобранном снаряде» действительно являлась таковой.

Вот мудак – высказал один из наших с досадой, глядя на его закоптившееся тело – таких мужиков завалил, всего один разбор боеприпаса…

Тут надо еще прежде сказать, что, того не успевшего получить медаль хорошо знали, а потому даже к уже усопшему виновнику относились все равно с каким-то пренебрежением. От его рук погиб действительно очень хороший и ответственный медик, на котором держалась медицина всего штурмового батальона, поэтому его утрата была довольно-таки чувствительна. Причем, человек смог уцелеть в течении двух месяцев, будучи находясь в составе передовых групп, а тут потерял жизнь по какой-то крайней нелепости, и, от рук своего. От последних доводов и складывалась столь ненавистное отношение к учинителю того несчастия. На какое-то время про него и вовсе забыли, потому что к нам привезли первого тяжелораненого из состава той эвакуационной группы. Раздетое тело сорокалетнего удрученного, на медицинском языке уже «доходило» и, помочь ему было в общем-то не чем. Сейчас трудно предположить, что конкретно с ним было, но, вероятнее всего его жизненная сила угасала от внутреннего кровотечения, поэтому он просто сопел и еще какое-то непродолжительное время дышал. Тяжело всхлипывал на брезентовых носилках, а потом и вовсе сник. В момент оказания ему помощи нам сообщили, что на точке подрыва заряда имеется еще один погибший, однако вместо него к нам везут другого раненого, того самого командира группы. Тогда мы даже воодушевились, что все может быть не так плохо, как думается, однако командира привезли в тяжелом состоянии и большой надежды на его спасение не было. Как помню один из медиков на меня тогда стал сердиться за то, что я высказал мысль о безнадежности удрученного. – И что, мы же его не оставим тут, надо попытаться его спасти – сказал он с некоторой злобой, продолжая его перевязывать. А что я? Если я и был не прав, то только в отношении употребления некоторых выражений, которые в тот момент были попросту неуместны, а в остальном я не ошибся. После того как с головы раненого сняли давящую повязку, то из области его переносицы стала сочится кровь, причем настолько обильно, что малые капли на полу нашей машины сразу же образовали небольшую багровую лужу. Для меня тогда было удивительно, что тому человеку вонзился через переносицу какой-то маленький осколочек, да такого диаметра, что и входное отверстие-то было практически незаметным. Всего один маленький осколок, а стал отнимать такую большую жизнь. И, конечно, мне уже стало предварительно ясно, что, если пошло такое обильное истечение крови, то дела у того удрученного были плохи. Тоже самое подтвердил и наш приезжий, который взялся отвозить его тело, по его словам, они только успели отъехать и всего через десять минут раненый скончался. Так и погибла в полном составе вся группа эвакуации штурмового батальона, погибла при нелепых обстоятельствах. Конечно, многие были подавлены, некоторые даже рассуждали о том, как о случившимся рассказать родственникам погибших.