Юрец-огурец нажал кнопку электрического чайника и достал свой смартфон, чтобы поиграть в игру, пока закипает вода. Через время он услышал снаружи крики и мат. Слесарь выскочил из комнаты мастеров наружу и увидел странную картину. Сева, который уже переоделся в свою рабочую робу, держал за шею мастера смены, прислонив, словно куклу, Егорку Ласкового к стене. Ноги последнего висели над землей. Морда мастера была лиловой.
– Козел плешивый, – трясясь от злобы, вещал Сева, – тебя кто просил в сумку мою лазить? А? Чего молчишь, ушлепок? Что ты там потерял? А?
Мастер сипел. Казалось, что ему вовсе уже нечем дышать, и Юрец-огурец бросился спасать Ласкового, потому что картина была закрайней.
В это время у лавки нарисовался Крашеный, который возвращался из раздевалок. Вместо того чтобы помочь разрулить конфликт и успокоить разбушевавшегося экскаваторщика, он спешно бросил приготовленные к смене кофейные пакеты и сигареты на лавку и начал снимать инцидент на телефон.
Сева, которого Юрец-огурец схватил за руки, пытаясь высвободить шею Ласкового, пришел в чувство и отпустил почти потерявшего сознание мастера. Плешивый рухнул на пол, перевернулся на бок, подогнул ноги к груди, словно младенец, и продолжал сипеть, поднимая пыль с пола своим судорожным дыханием.
В этот момент Борода, возмутившись поступком Крашеного, подскочил к Артему и выхватил его смартфон из рук. Не успел Тема что-то выразить, как Петька, сделав широкий мах рукой, шмякнул трубку Крашеного на бетонный пол. Смартфон разлетелся вдребезги.
– Сука! – заревел Артем, бросаясь на Бороду с кулаками.
Борода отскочил назад и вбок, отталкивая оппонента двумя руками.
На полу стонал Ласковый. Сева вытирал рукой пот со лба, размышляя, стоит ли врезать лежавшему на полу мастеру башмаком по лбу, или это будет уже перебор.
– Ух, – восхитилась Катерина, которая вышла на шум из кабинета сушильщиц. – Ну, мальчики, вы даете.
Часы, висевшие на колоне элеватора, показывали десять часов вечера. В этот момент смена должна была начать формовку кирпича: Всеволод должен был уже разрабатывать новый участок на глинозапаснике, ровняя ковшами выработку, привода и вальцы должны были крутиться, разогреваясь и притирая ножи, водяной насос, ленты. Ничего еще и не думало запускаться.
– Народ, – громко сказал Юрец-огурец, – работать будем сегодня или переубиваем друг друга, наконец, чтобы не мучиться?
– Ты видел, Юрец? – Сева поставил левую ногу на плечо лежавшего на полу мастера. – Этот сучок бутылку водки разбил. Вдребезги. Кто просил в сумку мою лезть, гад? Чего ты там забыл? Мне плевать, Плешивый, но ты торчишь на литровочку. Или никакого кирпича сегодня. Слышишь меня, гнида?
Ласковый молчал, боясь, что ему может еще прилететь. Он мучительно соображал, что стоит предпринять в этой ситуации: звонить начальнику цеха, каким-то образом сбежать с завода, чтобы не убили, обратиться в полицию?
Крашеный же, улучив момент, бросился на шею Бороды, пытаясь отомстить товарищу за разбитый телефон. Но Борода опять оказался проворнее. Он метнулся в сторону, пропуская тушку Крашеного мимо, и хлестко ткнул Артема башмаком под зад. Вышло настолько технично и смешно, что развеселились все, включая продолжавшего лежать на полу мастера.
В этот момент у лавки появилась Наташа – оператор пресса и мудрая девушка, которая, в отличие от мастера, обладала авторитетом среди работников. Она была крашеной блондинкой, слегка полной, с крупным лицом, не лишенным, однако, какого-то очарования.
