– Хотя навестить больную было бы эффектней! Да ещё с баночкой мёда и малинового варенья! А?! – размечтался озабоченный уже в электричке.
Но по дороге от станции Бронницы до их садоводства он уже рассуждал трезво и логически.
– Так получается, что сначала отпуск будет у неё, а потом у меня? И мы теперь опять долго не увидимся?! Жалко. Что-то мне с Татьяной всё же не вёзёт? Только повезло, как опять нет! Ну, тут уж ничего не поделаешь! – смирился он, просчитав календарные сроки отпусков.
– Но когда мы с нею увидимся, то я сразу подойду и скажу, что очень соскучился по ней! Обязательно так сделаю и скажу! А потом будь, что будет! Как говориться, сразу головой в омут! – окончательно для себя решил влюблённый, надолго успокоившись на этот счёт.
Теперь, в отсутствие своих любимых, Платон полностью переключился на отдых, работая в саду и огороде, играя в футбол и в другие свои игры.
Иногда до обеда по выходным Платон с отцом ходили пешком купаться на речку Дорка и на обратном пути пособирать дары леса. В один из таких походов в воскресенье 7 июля они собрали большой букет луговых цветов для Алевтины Сергеевны, вызвав у неё прилив радости, ностальгии и воспоминаний о своём деревенском детстве.
Воодушевившись этим фактом, Настя даже сплела маме ко дню рождения венок из различных полевых цветов, тоже получив от неё благодарность.
На день рождения мамы во вторник 9 июля Платон с обеда даже взял административный отпуск, чтобы успеть купить ей в подарок набор её любимых духов. До этого у него просто не было такой возможности по времени. Так что во вторник на дачу он приехал раньше обычного и с подарком для мамы.
Теперь, после клубники, из излишков которой наевшиеся ею Кочеты опять сварили варенье, наступала пора сбора и переработки чёрной смородины для проворачивания через мясорубку и смешивания с сахарным песком. И Платону пришлось взяться за неё, болея за общее семейное дело.
Вскоре он взялся серьёзно болеть и за своё футбольное «Динамо». Как-то, обсуждая его неудачи около своего станка в кругу с собравшимися коллегами-болельщиками Горбачёвым, Орловским, Петруниным, пожилым слесарем-ремонтником Шишкиным, сын которого Михаил в качестве младшего товарища входил в компанию Сталева и теперь игравший за реутовскую юношескую футбольную команду, и заточником Виктором Цымбалюком, Платон даже пошутил, что всё это произошло из-за него.
– «Да брось ты шутить-то! Из-за него?! Прям бог, какой-то?! Нам не до шуток! Ты бы лучше вон свой самокал подточил, а то он у тебя, видишь, как нагрелся, аж кончик покраснел!?» – ревниво возразил Кочету, никогда не понимавший шуток, всегда излишне серьёзный Евгений Петрунин.
– «Ну, посмотрим! Я теперь буду болеть и следить за ними!» – возразил Платон.
– «Ну, дай-то бог!» – похлопал его по плечу всегда добродушный Александр Васильевич Орловский.
– «Платон! Иди, тебе вон Витя Цымбалюк отрезной резец правильно заточит!» – посоветовал и Константин Иванович.
– «И ты уж постарайся, наколдуй там за «Динамо»! А то надо мной мой Мишка – болельщик «Спартака» всё время издевается!» – доверительно попросил и Шишкин, до этого раньше часто обращавшийся к Кочету за помощью в математике для сына и считавший его гением или даже волшебником.
– «Платон пойдём! Я тебе резец на своём станке заточу по всем технологическим правилам! Будет отрезать без перегрева! Только ты уж постарайся!» –
