– И что вы делаете в Австрии?
– Даже не знаю… – Маргарет замялась. – Мой отец умер и оставил мне немного денег. Не то чтобы целое состояние, но достаточно крупную сумму. И я решила повидать свет, прежде чем выйти замуж…
– Почему вы выбрали Австрию?
– Не знаю. В Нью-Йорке я училась на художника-декоратора. Кто-то из побывавших в Вене сказал, что там прекрасная школа, вот я и решила поехать туда. В конце концов, Вена – далеко не худший выбор. И она уж точно отличается от Америки. А это для меня было основным критерием.
– Так вы учитесь в Вене?
– Да.
– Вам нравится?
– Нет. – Она рассмеялась. – Школы везде одинаковые. Они идут на пользу кому угодно, но только не тебе.
– Однако, – тут он повернулся, пристально посмотрел на Маргарет, – вам здесь нравится?
– Да. Я влюбилась в Вену. И в Австрию.
– Вчера вечером вы не были в восторге от Австрии, – сухо заметил Дистль.
– Не была, – признала Маргарет, но тут же добавила: – Дело не в Австрии, а в этих людях. Они меня разочаровали.
– Песня, – кивнул он. – Песня Хорста Весселя.
После короткой заминки Маргарет произнесла:
– Да. Я такого не ожидала. Чтобы здесь, в этом тихом уголке, вдали от…
– Мы не вдали. Отнюдь. Вы еврейка?
– Нет, – ответила Маргарет и подумала: это сейчас главный вопрос – вопрос, разрывающий Европу надвое.
– Разумеется, нет. Я знал, что нет. – Дистль задумчиво пожевал нижнюю губу и оглядел склон, словно что-то там искал. – Ваш друг – еврей?
– Кто?
– Господин, который приезжает сегодня утром.
– С чего вы это взяли?
– Я только спросил.
Последовала короткая пауза. Интересный он все-таки человек, подумала Маргарет. Смелый и застенчивый, сухой и суровый, но при этом деликатный и понимающий.
– Полагаю, он еврей. – Ни осуждения, ни злобы в ровном, вежливом голосе.
– Ну… – Маргарет запнулась, подбирая слова. – Если рассуждать по-вашему, получается, что да. Он католик, но мать у него еврейка, так что…
– Как он выглядит?
– Он врач, – говорила Маргарет медленно. – Естественно, старше меня. Очень красивый. Чем-то похож на вас. Очень остроумный, душа компании. Но может быть и серьезным, дрался с солдатами у дома Карла Маркса[9]. Уходил одним из последних… – Она замолчала. – Считайте, что я ничего этого не говорила. Нелепо рассказывать такие истории. Это чревато большими неприятностями.
– Да, – кивнул лыжный инструктор. – Больше мне ничего не рассказывайте. Однако он, похоже, хороший человек. Вы собираетесь за него замуж?
Маргарет пожала плечами:
– Мы говорили об этом. Но… Еще ничего не решено. Поживем – увидим.
– Вы собираетесь рассказать ему о прошедшей ночи?
– Да.
– И о том, как вам разбили губу?
Рука Маргарет непроизвольно взлетела к синяку. Она покосилась на лыжного инструктора. Тот разглядывал горы.
– Фредерик заглянул к вам этой ночью, не так ли?
– Да, – прошептала Маргарет. – Вы знаете о Фредерике?
– Все знают о Фредерике, – отрезал лыжный инструктор. – Вы не первая, кто выходит из той комнаты с синяками.
– Так почему никто не поставит на этом точку?
Дистль невесело рассмеялся:
– Красивый, горячий парень. По всеобщему разумению, большинству девушек его ночные визиты по душе, даже тем, кто поначалу кочевряжится. Маленький такой штришок, присущий только отелю фрау Лангерман. Деревенская достопримечательность. Лыжникам – все самое лучшее. Фуникулер, пять подъемников, пятиметровый слой снега и даже изнасилование. Как бы изнасилование, в разумных пределах. Полагаю, он не усердствует. Если дама очень уж возражает, Фредерик дает задний ход. С вами он дал задний ход, не так ли?
