Монах Ордена феникса - страница 43

– Сожрать, не сожрет, а мозги вытряхнет своей болтовней, – угрюмо подумал Альфонсо.

–Ты вот меня спрашиваешь, а чего же ты в лес пошла – одна, на костер, практически?

– Да мне плева…

– Ну так от одиночества. У нас женщин много, а мужиков – мало. Мужчин вообще можно по пальцам сосчитать, и все разобраны, у кого то даже по одному на двоих. А у королевы нашей – шестеро – это что, справедливо? А мне уже шестнадцать лет, мне рожать давно пора, вон, Кабаниха, уже троих выплюнула, а ей четырнадцать, конечно если по двое за раз… Так они же охотницы – шарятся по лесам, находят себе мужиков, к себе в дом тащат, а мне за пределы деревни, дальше чем на километр, запрещено ходить – я ведь травница, лечу после охоты всех, кого звери не добили. А где я там себе мужика найду, на сто километров все заняты?… Вот, пошла…одна…через весь лес… Знаешь, кто у нас больше всех мяса получает? Ну кроме королевы и ее поддакивалок? Сизая (ударение на «а»). А знаешь, что она делает? Она поет. Я вот, жизни спасаю, мне одни кости и глаза, а она поет – ей лучшие куски отдают, и мужчин у нее много – «спой еще» кричат, горлодерка чертова. Это разве справедливо?

Лилия всхлипнула, и, наверное, пустила слезу, не упустив при этом момент прижаться к Альфонсо еще сильнее.

Альфонсо она не нравилась, но во первых, – в темноте ее было видно мало, а в четвертых – он был мужчиной, причем долгое время не контактировавшим с женщиной, по этому некоторые процессы в его организме происходили без согласия хозяина.

– Не хватало еще, чтобы меня верхом на ведьме застали…– подумал, он.

–…Шарахаются, как от прокаженной, – шептала Лилия ему в ухо и сладкий мед ее прикосновений обжигал и манил к себе одновременно, требуя продолжения тогда, когда следовало бы отпихнуть ее от себя. Лилия была маленькой, легкоотпихуемой, но легче было бы оттолкнуть от себя сто килограммового мужика, чем лишить себя красок женской ласки и снова оказаться в сером каменном мешке в аскетическом одиночестве.

Все решила дверь камеры, которая распахнулась с душераздирающим хрипом, пропустила в камеру дэ Эсгена, и двух стражников, которые спрятались за его спиной.

– Граф Альфонсо дэ Эстеда, я пришел…

Рывок был настолько резкий и быстрый, что в лучах заходящего солнца, в скудном отблеске дня из маленького окошка удалось разглядеть только мелькнувшее тоненькое тело: Лилия вскочила на ноги, бросилась на дэ Эсгена, оглушила его словами, каждое из которых было похоже на удал хлыста, и сотворено с неподдельной яростью:

– Как ты посмел ввалиться сюда, ублюдок?!! – она вытянула руки, изогнув пальцы так, словно изображала кошку, – или кровавые гнойные язвы по всему телу сейчас привлекают женщин?!!

Дэ Эсген отшатнулся, но, к чести его надо сказать, он быстро взял себя в руки, схватился за рукоять меча одной рукой и распятие креста другой:

– Отойди от меня, ведьма!! – зарычал он и выставил распятье вперед настолько, насколько позволяла толстая, золотая цепь, – иначе ты почувствуешь на себе острие моего меча…

– А может, ты почувствуешь, как черти разрывают твое нутро, кусок верующего мяса?!!

– Отойди, ведьма!! – рявкнул дэ Эсген еще грознее.

– Гори в аду!! – закричала (практически завизжала) Лилия.

– Сядь на лавку и не отсвечивай, – тихо сказал Альфонсо, которому надоели эти крики, ведьме.

– Хорошо, – кротко сказала Лилия, моментально успокоившись, отошла и уселась на единственную скамью. Молча. Видимо, этот момент произвел впечатление на стражу, поскольку брови начальника дворцовой стражи полетели вверх, грозя из одной превратиться в две, а стражники позади и вовсе вылупили глаза и открыли рты, едва не выронив свои алебарды.