Монах Ордена феникса - страница 41

–Именем Сарамона, будь же ты проклят навеки, – заговорила она на понятном уже языке, – гарбаххала артготф трипио…

На “трипио” Альфонсо схватил ведьму за запястье, резко дёрнул на себя.

– Ай яй, мразь, что ты делаешь? Будь же ты проклят…

Альфонсо сжал ей руку ещё сильнее, резко дёрнул вниз, заставив ведьму рухнуть на колени с хорошим таким стуком оных по полу.

– Чего то я не вижу разницы, проклят я, или не проклят, – усмехнулся Альфонсо, – что ж ты за ведьма такая?

– Ах ты гад, – ведьма попыталась его укусить, уже чисто по-женски, но он дёрнул руку вверх и она получила по зубам своим же запястьем.

– Ну хвост то хоть будет? – Альфонсо начал заламывать ведьме руку, – я всегда кошачий хотел, чтобы по деревьям легче было лазить…

– Больно, пусти, – пискнула ведьма, и он отбросил ее руку от себя. И моментально глубинный религиозный страх вдруг стал смешным, страшное исчадием ада превратилось в обыкновенную, увешанную костями девку лет шестнадцати, заигравшуюся на страхах людей, и теперь плачущую тоненьким голоском, растирая больную руку.

– Хамло деревенское, – всхлипнула ведьма, – здоровый лоб справился со слабой женщиной, гордись теперь собой.

– Зато теперь не будешь корчить из себя черти что, заставляя реветь как баба, тюремную стражу.

– А я не заставляла. Они хотят бояться, и я им помогаю. Не хотели бы бояться, не боялись бы. Если они придурки, верят во всякую чушь, то сами виноваты.

Тонким лезвием насмешки прошлись по кровоточащей ране самолюбия Альфонсо слова ведьмы – ведь он сам недавно боялся её, не замечая, как глупо выглядит измазанное сажей девичье лицо за загородившим взор животным страхом.

– Морду помой, ходишь, как чучундра, – злобно прикрикнул он на неё и сел за столик – ужинать. Надсадно бьющееся за жизнь сердце он пытался заглушить громким стуком ложки, трясущиеся руки успокоить привычным делом – едой, хотя аппетита и не было.

– Тоже мне чучундровед отыскался, – обиженно пробухтела ведьма, но выудила откуда то гребешок и начала старательно причесываться.

Альфонсо лежал на полу у стены, на тощей прослойке из гнилой соломы и тщательно закрыв глаза, упорно и настойчиво пытался поспать. Развлечений в камере было немного: лавка (одна на двоих) чтобы спать, ведро в углу, для естественных нужд и столик, в данный момент пустой и бесполезный. Попытка уснуть и ходьба по кругу были единственными занятиями, которые можно было делать бесконечно .

Может он и уснул бы сладким сном младенца, но ведьма не спала, и спать не собиралась: сначала Альфонсо слышал, как она пыхтит, наклонившись прямо над ним, затем разговаривает с ним, спящим, потом ходит по узнице и шелестит не понятно чем, создаёт стуки не понятно каким образом, предметами, которых в тюрьме быть не должно. Что то с грохотом упало, раздались тихие, приглушенные женские матюки, потом скрип досок – вроде стало тихо, улеглась. Но вот послышались шаги, вошёл стражник, и узница наполнилась голосами, звоном металла, мольбами и угрозами, лязгом закрывающейся двери. На звуках льющейся воды и фальшивом, но очень старательном пении Альфонсо не выдержал, и открыл глаза.

Ведьма стояла в медном тазике абсолютно голая, поливала себя ковшом из ведра водой, пела и фыркала, одновременно, расплескивая воду, уничтожая блаженную тишину.

–Ты чего это делаешь? – удивился Альфонсо.

В темнице для приговоренных к казни любые личные вещи были под запретом, не говоря уже о том, что вода давалась строго по кружке в день, а некоторые сидельцы не видели и этого, развлекая себя целый день тем, что пытались напиться, облизывая мокрые стены. У ведьмы же был даже тазик. Тазик, черт побери!!!