Монино детство. Новелла о 80-х - страница 10



– Это вроде «Что? Где? Когда?»

– Лучше! – воскликнул Крыса, с нетерпением потирая ладошки.

Он метнулся к умывальнику, достал половую тряпку, намочил ее, немного отжал и внезапно швырнул в изумленную Аню.

– Ты – сифак!

Бедная Аня смотрела неверящими глазами то на мокрую блузку, то на мерзкую тряпку, которую она все-таки поймала, но, увы, поздно.

Я забрал тряпку и метнул ее прямо в счастливую рожу Крысы.

– Ты сифак!

Крыса взвизгнул, вытер ладонью фейс и, выпучив от удивления глаза, указал мне на окно.

– Моня, смотри!

Только я повернул голову, как получил тряпкой по шее.

– Моня – сифак, ха-ха-ха!!

В общем, мы с Аней быстро сдружились, и я с замиранием сердца наблюдал, как наш замечательный город преподносит утонченной девушке из Ленинграда все новые потрясения.

Аня была умна, красива и очень самостоятельна. Она ни перед кем не лебезила, но в то же время не строила из себя принцессу. Учеба давалась ей легко, и она сама предлагала нам остаться после уроков или пойти к ней домой, чтобы вместе делать домашку.

Аня словно появилась, чтобы заменить Ирку, и, наверное, поэтому Леха и Чижик сразу ее невзлюбили, а мою с ней дружбу восприняли как предательство.

И вот еще одна вещь: Аня написала сочинение о коварной Америке за один вечер, а я мучился-мучился и сдал какую-то бурду. Из трех сочинений – моего, Светкиного и Аниного – выбрали сочинение Ани и зачитали его перед всем классом. Ее сочинение действительно было лучшим. Даже Ирка бы так не написала.

– Ребята! Вы все должны равняться на Аню! Вот как нужно! – объявила Изольда.

Это и стало последней каплей.

Эх, Леха!

Во дворе школы нас с Аней поджидали Леха и Чижик.

– Друзей на бабу променял? – прошипел Леха.

– Сам ты баба.

– Ага, а почему ты мой портфель не носишь?

Аня забрала у меня свой портфель.

– Леша, так лучше? – спросила она.

– Будет лучше, когда ты вернешься к себе в Урюпинск, а Моня вернется к своим друзьям.

– Я, кстати, из Ленинграда, – уточнила Аня.

Леха ее как будто не слышал.

– Ты Высоцкая? Значит жидовка?

В Лехину рожу сначала полетел мой портфель, а потом мы схлестнулись, каждый за свое: Леха за обиду, а я за Аню, к которой уже испытывал чувства большие, чем просто дружба.

Я впаял Лехе маваши в плечо, но он был плотный, как мешок с картошкой, и у меня чуть не отнялась нога. Леха засадил мне с правой в живот, потом с левой в челюсть. Я хорошо его знал и был готов к продолжению банкета, но из окна учительской показалось лицо Изольды.

– А ну-ка брейк! Леша!!



Леха отскочил, но жаждал крови.

– Помнишь наш спор на желание? – тяжело дыша, спросил он.

– Ну помню, – выдавил я.

– Так вот, желание такое: сейчас ты идешь с нами, а об этой… – Леха презрительно посмотрел на Аню, – ты забываешь и никогда с ней больше не общаешься.

– Леха, ты охренел? Это вообще против правил!

– Я тебе говорил, что твое сочинение будет говном? Сам спорил, сам и отвечай!

Я бы потерял в лицо в любом случае, но спор есть спор.

– Аня, я должен идти.

– Иди, иди, – спокойно ответила Аня и гордо зашагала прочь.

Но ее тихий голос ударил меня больнее, чем Лехин кулак. В этом «иди, иди» звучала нотка разочарования. И это касалось всего нашего трио.

– Пошел ты на хер, козел! – я был готов убить Леху, а он нагло улыбнулся и ответил без всякой злобы:

– Сам козел!

Он толкнул Чижика, и они свалили.

А я осознал, что из друзей у меня осталась только Ирка. Которая переехала в Прибалтику.