Я, конечно, не возражала. Мне даже хотелось после сегодняшнего вечера побыть одной. Юра еще раз поцеловал меня и оставил на тропинке, ведущей к нашему подъезду. Сам резко повернулся и скоро скрылся за темными силуэтами вспомогательных зданий.
Дома, в общежитии, была только Тишка. Она была грустна. Мужчина ее мечты Серов, видимо, за пределами лаборатории уделял ей немного внимания. Мы, как две образцово-показательные школьницы, оказались одни. Я завалилась на койку, Тишка штопала дырку на незнакомых мне трениках. Голова ее низко склонилась к рукоделию, так что очки заметно сползли на нос.
– Ты что там, как Золушка, корпишь? – пошутила я. – Порвала штанцы, по деревьям лазала?
– Это спортивные брюки Анатолия Сергеевича.
– Ну ты даешь! Что, задание по практике? Он тебя попросил?
– Нет, я сама предложила. Он же без жены остался.
– Хорошенькое дело! Как тебе в голову пришло такое!
– Помнишь, на той неделе, когда у нас пьянка по случаю приезда была… Он тогда в штатское был одет. Вот тогда я и увидела, что коленка едва заметно светится.
Я знала, что Тишка приметлива. Но до такой степени! Я провела с Задорожным ночь, мне и в голову не пришло его штаны разглядывать. А Тишка тогда и видела его минут двадцать всего. Может, они потом с Серовым, когда я ушла, еще общались? Или в разговоры о чертежиках штанцы вклинились? Тут будто кадры кинофильма мелькнули перед моими глазами. Тишка и Серов на площадке черной лестницы лабораторного корпуса.
Тишка и Серов в закутке столовой, за служебным столиком. Все их почему-то скрываемые от общественности встречи вдруг суммировались в моей голове.
– Ты с ним спала? – напрямик спросила я.
Оксана залилась краской:
– Ну какое это имеет значение.
– Новая любовь, идеальная личность?
– Ты, Катя, не смейся. Капитан Серов – не такой, как все. Я бы за ним на край света пошла.
После защиты диплома я попрошу распределение в эту часть. Правда, он меня отговаривает. Не хочет, по его словам, такой жертвы. Знаю, многие мечтают вырваться из этой глуши. Но я не боюсь скуки, нет. С любимым, знаешь, и в шалаше рай.
– А физик? – напомнила я ей прошлогоднее увлечение нашим учителем. Тогда, влюбившись, Оксана мечтала остаться на кафедре, работать рядом с ним лаборанткой.
– Физик – это детское. Физик – Учитель, с большой буквы. Но он уже старик, вся голова седая. А Серов – совсем другое. Его взгляд говорит даже тогда, когда молчит он сам. А как умен, разносторонне талантлив! Ты видела морские пейзажи на стенах в клубе? Его работы!
Вот это новости, таланты объявились. А мне-то Серов показался просто бабником.
– Вот как! Он еще и художник.
Тишка почувствовала насмешку в моем голосе и замолчала.
Вдруг она тихо ойкнула – производственная травма. Уколола палец иглой. Тишка засунула пострадавший палец в рот и стала смачно его сосать.
Вскоре она снова принялась за шитье и уже другим, почти равнодушным тоном спросила:
– Катя, а тебе что, по сердцу Островский?
Ну и словечки подбирает, тургеневская барышня. Я не хотела говорить с ней об Островском. Тем более, что сама не знала, как к нему отношусь.
Я могла бы сказать лишь одно: его внимание на вечере было мне приятно.
– Мы просто разговаривали, – отмахнулась я и вновь решила подойти с другого конца к ее делам – подловить, что ли.
– Тишенька, скажи, Серов у тебя первый?
На этот раз Тишка замолчала надолго. Я даже подумала, что она не расслышала мой вопрос. Наконец послышалось тихое, как выдох:
