Морошковая поляна - страница 2
Дедушке стало полегче, и его внучка принесла отремонтированную лыжу на другой день. Радость была беспредельная. На наметившемся сломе был прикреплён кусочек жестяной крышки. Оставалось молиться за здоровье дедушки и бережно кататься по ровному полю. О Епрях, высокой горе, к сожалению, надо было забыть.
2024 г., Череповец
Луковка
Сейчас, когда вышла моя книга «Дети войны», меня спрашивают, что помню о войне, начале войны, Победе.
Я была обыкновенным маленьким ребёнком, радио не было, телевизора тем более не было. Взрослые были хорошими психологами: они окружили нас вниманием, заботой, любовью. Информации негативной не было. Слово «война» звучало крайне редко. Мы, дети, просто чувствовали тревожность, страстное желание выжить, пережить трудное время. Деревня замерла в каком-то ожидании. Было очень тихо, не пели и не плясали, как раньше.
Мы, дети, работали вместе со взрослыми, молча переносили голод, были дружными. Какое-то напряжённое ожидание новой жизни охватило всех. Но об этом не говорили, просто ждали молча.
– Нина, а ты сегодня именинница. – Бабушка Ираида присела рядом со мной у маленькой печки. – Вот тебе от меня, – она протянула маленькую луковку. – Испеки, побалуй себя.
Печка маленькая, её сложила мама из камней, битых кирпичей.
– Намёрзлись в прошлую зиму, лошадь за дровами ехать в лес давали по очереди. Дрова кончились, а очередь не подошла. Когда настал мой черёд ехать, упряжи нет, всё изорвалось. Корову надо поить холодянкой[4] – закашляла наша кормилица. А уж как старый и малый мёрзли, страшно вспомнить, – говорила она, колдуя над печкой.
Маленькую печку топили не каждый день: берегли дрова. Когда топили, надо было сидеть рядом, смотреть, не стрекнёт ли (не упадёт ли) уголь, не прогорит ли трубак. Трубаки – это какие-то старые трубы, их мама вставила в отдушник большой печи. Изба низкая, трубаки близко к потолку. Конечно, рисковали. Топили недолго.
Моя обязанность – топить печку. Иногда разрешалось сварить кашку.
А в день именин бабушка преподнесла необыкновенный подарок – маленькую луковку.
И я размечталась: когда будет много золы, разгребу, сделаю углубление и положу луковку, запахнет волшебно. Луковка испечётся быстро, достану, очистим, разделим с бабушкой, оставим лакомство маме.
Всё сделала, как и мечтала… Почувствовала приятный, неземной запах, невольно заулыбалась… Запах пленил. Не пропустить мгновение – не сжечь луковку! Вдруг…
Вдруг резко распахнулась дверь. Обдало холодом, видимо, не закрыли ворота на улицу.
Я с трудом оторвала взгляд от устья печки – что-то неуклюжее, громадное, чёрное, чужое промелькнуло передо мною. Я заметила неровные края подола сожжённой шинели. Это чудовище заслонила наша соседка Галина, она раскинула руки в стороны, как хищная птица, и резким неприятным голосом гаркнула:
– Это твой отец! – и сразу исчезла.
Вошедший сел на переднюю лавку. Запах его одежды был нестерпимым. Он пропах весь чем-то застарелым, гнилым, куревом, костром, железом…
Забыв про луковку, истошным голосом я закричала:
– Это не мой отец! Это не мой отец! Это не мой отец!
Других слов не было.
Бабушка Ираида схватила ухват и вплотную подошла к пришельцу. Он быстро встал и молча вышел. Я, в чём была, босиком, выскочила на улицу и побежала к родной бабушке. Ворота были не закрыты. Сил подняться по обледенелой лестнице не было – взбиралась на четвереньках.