Трокич простыми словами рассказал о результатах вскрытия, делая упор на деталях, подтверждающих, что Лукас не подвергался сексуальному насилию. Ютта Мёрк беззвучно плакала, хватая ртом воздух и зажмурившись, будто хотела, чтобы весь мир провалился к чертовой матери. Лиза вытащила из пачки бумажный платочек и протянула Ютте.
– Расскажите подробнее о Лукасе, – попросил Трокич. – Он мог по собственной воле пойти с незнакомым человеком?
Супруги переглянулись, словно советуясь.
– Нет, не пошел бы, – сказал Карстен. – Я в этом уверен. Он чужих сторонился, и с ним не так-то просто было познакомиться. Об этом и воспитатели говорили, когда он еще в детский сад ходил. Он не сразу перед людьми открывался. Представить не могу, чтобы он с незнакомым человеком пошел добровольно. Наверняка его похитили, затолкали в машину. Усыпили, вкололи чего-нибудь. Как с той девочкой в Бельгии…
Он осекся, словно нечаянно сказал что-то лишнее, но Ютта, испуганно ахнув, торопливо прижала ладонь ко рту, будто сдерживая крик. Глаза Карстена заметались по тесной душной комнате, останавливаясь на стене, на дубовом книжном стеллаже с подписными изданиями клуба любителей чтения в восьмидесятых, стеклянном журнальном столике и, наконец, на какой-то точке на груди у Трокича.
Трокич сделал пометку в блокноте и напомнил себе, что надо выяснить, не видел ли кто в городке подозрительных автомобилей после того, как Лукас покинул продленку.
– Вы говорите, он был застенчив с рождения. Это из-за низкой самооценки?
– Нет, не в том дело, – ответил Карстен Мёрк – Он всегда как бы примеривался к человеку, прежде чем сблизиться с ним. Асоциальным он ни в коем случае не был, если вы об этом. Он был очень живой. Интересовался многими вещами. Мы всегда говорили, что он сообразительнее нас. И рассудительный не по годам.
– А в тот день, когда он исчез, в котором часу вы видели его последний раз?
– Примерно в половине восьмого утра, прямо перед его уходом в школу. То есть это Ютта его в школу отправляла. Я-то уже на работу уехал.
– Было еще темно?
– Нет, уже рассвело, к тому же у нас тут фонари у дорожек. Он не боялся один в школу ходить, да и недалеко тут совсем, ну и мы, честно говоря, не опасались его одного отпускать. Это теперь…
Голос его надломился, он перевел взгляд на окно.
– А почему он не взял велосипед?
– Вообще-то он после школы катался, – ответила мать, – но я боялась отпускать его в школу на велосипеде. На Обструпвай такое движение по утрам. У нас ведь не все по правилам ездят.
– Мы пока еще не нашли место, где он мог получить ожоги.
Слово «ожоги» далось Трокичу с огромным трудом.
– Вы сказали участковому, что у Лукаса не было с собой мобильного телефона, но был школьный рюкзак с божьей коровкой на внешнем кармашке. Его мы пока тоже не нашли, и еще среди его вещей не хватает синей шапки. Верно?
– Да, верно.
– Других вещей у него при себе не было? Может… «Гейм-бой» какой-нибудь. В его карманах тоже ничего не нашли, кроме мелкой гальки и пары скрепок.
Родители покачали головой.
Трокичу очень не хотелось продолжать, но деваться было некуда.
– У Лукаса обнаружены синяки на предплечье. Предположительно он получил их за несколько дней до исчезновения. Вам известно их происхождение?
Родители вновь обменялись взглядами, в гостиной повисла тишина, в которой можно было различить шум проезжающего поезда. Железная дорога проходила совсем близко отсюда. Наконец снова заговорил Карстен Мёрк. На лбу у него выступили капельки пота.
