После ремонта мы пошли в Новороссийск для погрузки дизельным топливом. Проходим Босфор. Солнце светит, птички щебечут… И вдруг, откуда ни возьмись, на пролив спустился густой туман, да такой плотный, хоть ножом режь! Протянешь руку, а ее не видно. Останавливаться нельзя, запрещено. Хорошо, лоцман знал свое дело: шли малым ходом, постоянно подавая сигнал судовым гудком о своем присутствии. И все же без ложки дегтя не обошлось. Прямо перед носом судна неожиданно появилась турецкая подводная лодка, шедшая в надводном положении на другую сторону канала. Двигалась она без всяких правил, как у себя дома. Вовремя дали стоп, но все равно ударились, можно сказать, коснулись своей носовой бульбой о корпус субмарины.
Опять шум, гам, «стоп машина». У нас даже вмятины нет, а у них – претензии. Хотя этих подводников тоже можно понять: если ты очутился в наглухо закрытой бочке, и кто-то – нехороший человек – вдруг с силой шарахнет по ней снаружи кувалдой, то мало не покажется, от страха и в штаны наложишь. Думаю, нечто подобное они и почувствовали. Снова разборки, нервотрепка… Но, слава Богу, все обошлось. В Новороссийск разве что пришли с опозданием. Вот оно как в жизни бывает, планируешь одно, а на деле совсем другое получается.
С тех пор прошло года три. Началась пресловутая перестройка, развал Союза со всеми последствиями… Пароходства стали обанкрочиваться, новоявленные хозяева по дешевке продавали суда кому не попадя, а деньги перекидывали на свои счета в иностранные банки, – распил государственного имущества шел по полной программе. К тому времени я уже работал в одной морской иностранной компании. И вот однажды, находясь в греческом порту Салоники, с удивлением обнаружил у проходящего мимо причала знакомые очертания судна, на котором когда-то ходил по морям. Полностью перекрашенное в унылый серый цвет, с панамским флагом на корме, это было уже чужое судно, не мое. Замызганное, неухоженное, с большими нефтяными подтеками на грузовой палубе и черным дымом, клубами поднимающимся из трубы. «Что же они из тебя сделали, друг мой сердечный?» – с грустью подумал я. Постоял немного, окинул еще раз взглядом, мысленно попрощался и пошел дальше. Больше его не встречал никогда.
И вот, спустя много лет, копаясь в паутине интернета, наткнулся на суда той серии, на которых когда-то работал. Нашел и свой пароход, его характеристики: где построен, каким компаниям принадлежал, что перевозил и где закончил свой жизненный путь. Последнее время он ходил у берегов Австралии, перевозил нефтепродукты, пока как-то ночью, вахтенный штурман не задремал. Судно налетело на подводные камни возле большого кораллового рифа и пропороло себе днище. Экипаж благополучно спасся благодаря буксиру береговой службы, а вот пароходу не повезло. Одинокий, никому не нужный, он медленно качался из стороны в сторону, черпая бортом морскую волну. Потрепанный флаг безжизненно висел на корме, и только чайки кружили над ним, провожая в последний путь. А где-то через месяц, во время очередного шторма, судно раскололось на две части и затонуло.
Вот так вот в жизни и бывает…
Как правило, название очередному произведению я подбираю заранее, когда оно еще только витает в воздухе. Но на этот раз долго не мог подобрать нужные слова. Вроде ничего сложного, а все никак. И тут, перебирая в голове сумбурные мысли, пытаясь разложить их по полочкам, я вдруг понял одну важную вещь: что судьбы пароходов и людей, плавающих на них, неразрывно связаны между собой, переплетены тугим морским узлом на всю жизнь, где бы они ни были, и что бы не делали. Все в этом мире взаимосвязано, как день и ночь, земля и небо. И от этого никуда не денешься, до тех пор, пока ты жив и жива память о тебе.
