– Лёха, заходи! Я слышу, что ты там сопишь. Иди сюда!
Я зашел в каюту, и Иван Степанович полез в свой заветный ящичек с ключами:
– Вот девчонки. Это моторист Лёха. Он отведёт вас в каюту. Вы там переоденетесь, а потом он вам покажет всё, что вам предстоит сделать, – и обратился ко мне. – Вот тебе ключ от запасной каюты. Покажи девушкам, где им раздеться и что им предстоит сделать.
Дайте им робу, сапоги и все такое остальное, чтобы они почистили ресивер. Вас, охломонов, на сегодня я прощаю, а вот девчонки пусть поработают. Но! – он грозно посмотрел на меня: – Смотрите, чтобы за ними был постоянный контроль. Не дай бог, чтобы что-нибудь случиться с ними! В льялах сгною, – об этом можно было не сомневаться, если Степаныч пообещал это.
Но потом, уже более мирным тоном, он продолжил:
– Электрики пусть организуют им безопасные лампы, вы им выдайте ветошь, и пусть они все почистят, – повторил он. – Когда после чистки вы всё проверите, то позовите меня. Вот тогда я уже сам осмотрю этот наш прекрасный ресивер.
После такой продолжительной речи, от которой у Степаныча даже пот проступил на лбу, он вновь обратился к девушкам:
– А вот уже после этого я подпишу вам всё, что вы хотите. И что вы у меня месяц отработали и что ходили с нами в рейс. А сейчас, распишитесь в журналах техники безопасности, что вы были проинструктированы при поступлении на судно и перед работой. Такой у нас порядок, – важно добавил он.
Девчонки были рады. Они, не глядя в журналы, расписались в них. Глаза у них сияли, и они восторженно смотрели на Ивана Степановича. Но тот, как бы ни замечая, ничего особенного, так же спокойно, как и прежде пропыхтел:
– Ну, все, все. Идите уже, идите. Не мешайте мне заполнять инвентаризацию, – потом строго посмотрел на меня. – Лёха. А ты веди их в каюту. Чего пнём застыл на поляне?
Пусть они там переодеваются. На камбузе скажи, чтобы повар и на них тоже готовила еду, – он вручил мне ключ, и мы с девчонками вышли в коридор.
Спустились вниз. У всех встречных на лицах было неподдельное любопытство. Это же надо! У нас из женщин были только буфетчица, повариха, да уборщица. Но всё это были тети Моти лет сорока пяти и даже под пятьдесят, старые морячки, у которых папироса изо рта никогда не вынималась. Они могли тебя покрыть и обложить, чем только хочешь и не хочешь. На пьяной козе подъехать к ним даже было страшно. А тут девчонки-одуванчики. Платьица развеваются. Юбчонки коротенькие, волосы аккуратно уложенные.
У матросов челюсти отвисали. А я, гордый собой, иду впереди них и веду в каюту, всем своим видом показывая, что девчонки наши – машинные, и не вам, матросне с ними общаться.
Подведя девчонок к запасной каюте, я открыл дверь и отступил на шаг в коридор:
– Вот, девочки, это будет ваша каюта. Сейчас вы пока тут размещайтесь, а я сбегаю за постельным бельем, и скажу тете Маше, чтобы она вам его приготовила. Нужно вам бельё? – я с интересом рассматривал немного обалдевших девчонок, заходя за ними следом в каюту.
– Конечно, нужно. И полотенчики нам нужны, вообще, все нам нужно, – уже более свободно ответили мне наши красавицы. Я только-только собрался выходить из каюты, как в неё заглянул Серега.
– Серега, – не ожидав его появления, я стал оправдываться перед ним, – вот Степаныч направил этих девчонок к нам на работу, – а потом хитро посмотрел на него. – Он хочет, чтобы они почистили нам ресивер.
