Кобра осмотрелся. Они в странном салоне, при странных обстоятельствах, да и над странной землей. Она была похожа на воду, но нигде в Десейре не найти столько воды – синие барханы переливались вплоть до самого горизонта.
Они вдвоём были заперты в летящем ржавом гробу, где лишь окна да сиденья. Похоже на салон машины, но кажется, дверей нет, лишь стекло, за которым палящее солнце.
Кобра чувствовал падение каждую секунду; всё внутри замирало, желудок тоже упал вниз и сжался. Но через некоторое время пришло спокойствие; горизонт поднимался очень медленно. Спустя столько времени они всё ещё не упали, значит время есть.
– Не знаю… Мне кажется, я боюсь разбиться, – сказал Кобра, глядя в окно, пока они всё падали и падали. – А что будет, когда мы опустимся?
– Пески заберут нас. Мы погрузимся глубоко-глубоко в море душ.
– Хм… Это больно?
– Очень.
“Наверное хорошо, я этого заслуживаю. Никакого сознания, только боль… Сколько нам ещё лететь? Почему-то, даже если это “хорошо”, я не очень хочу приземляться”.
– От нас что-то зависит? Мы можем спастись?
– Иногда так может показаться, – сказала она.
Кобра сложил руки, чувствуя горячее солнце на своей коже. Бежевая рука с аккуратными ногтями в белом стерильном рукаве взяла Кобру за плечо, и тот выдохнул. Ему стало спокойнее с рукой той, кого он давно уже не видел, но всегда хотел увидеть вновь. Он закрыл глаза, чувствуя, как кабина стремительно опускалась.
– Это ведь сон, правда? – спросил он, осознавая нереальность происходящего, но ответа не услышал.
Они упали.
***
Кобра очнулся, будто его швырнули в ледяную воду. Он дёрнулся, сделал тяжёлый вдох.
«Опять? Сколько можно просыпаться?»
С тех пор как они осели в городе, каждая ночь медленно превращалась в пытку. Кобра часто просыпался средь ночи, словно что-то пыталось спасти его от смерти ударом адреналина в сердце.
Ему постоянно казалось, что кто-то за ним пришёл. Иногда это была Сова или агенты Дома Крови с желанием его убить. Иногда это был Иистир, что за месяц почти не появлялся со своими «проверками».
Порой это были другие. Те, кого Кобра уже не хотел помнить. И вот они уже приходили по разным причинам. И всё же стоило Кобре открыть глаза, как он никого не видел; лишь хитиновый бок Громдака оказывался рядом.
Кобра сел, чувствуя, как пересчитанные в бойцовской яме косточки вновь ныли. Штопарь в лице Совы конечно пошаманил над ним, залечил сломанный нос, но боль всё равно не уходила.
Когда он спал в кроватной, становилось ещё хуже. Он просто не засыпал. Ему казалось, что он предавал друга; Кобра знал, что очень скоро с Громдаком придётся расстаться.
Он пытался спать в кроватной подальше от жука, но это не помогало. Порой ему снилось, как Громдак лежит перед ним, измученный и израненный, а Кобра нажимает на спусковой крючок, заканчивая страдания, и каждый раз от этого становилось плохо.
В конце концов Кобра начал сходить с ума от бездействия; если бы не Молчун с предложением выплеснуть копящуюся энергию в бойцовской яме, Кобра наверное сошёл бы с ума. Он просто ненавидел города.
Сова снова лежала рядом, словно окуклившаяся гусеница, сокрывшая себя крыльями. Кобра пытался как-то обмануть её, чтобы она нормально поспала, но та постоянно его преследовала. В конечном итоге он сдался.
Если она хочет утопать с ним в жучиной вони, спя на сене и чувствуя его в своих волосах, пусть так и будет
