Мимо проходили редкие люди, торопясь на станцию «Тушино». Сзади промчался поезд, пролаяла собака, и раздался крик новорожденного ребенка.
Я пошел вперед, не оглядываясь.
БЕС ПОЭЗИИ
Архилох ходил угрюмо
Ксанфа понимая тупо,
Родину и Ксанфа проклиная,
Он не знал, что ходят где-то персы.
Стратилох, не чутко понимая,
Тризну вдруг решил отправить.
Иногда на время поднимая
Хай.
БЕС АРХИЛОХА
В конце девяностых – начале нулевых я любил посещать поэтические салоны Алены Ахуновская. Сама поэтесса, несмотря на свой молодой возраст, прелестный вид, внешнюю интеллигентность и мягкость, которые лишь иногда разбавлял огонь Саломеи в карих глазах, вырывавшийся в секунды раздражения, была стреляным воробьем. Никто бы никогда не подумал, что за ее плечами годы, проведенные в Бутырке, куда она попала из-за козней своих врагов, настолько же влиятельных, насколько коварных и жестоких. Официально же ее обвинили в торговле наркотиками. Ха-ха-ха!!!!!!! Кто же в это поверит!??
Алена владела четырехкомнатной квартирой на северо-востоке Москвы. Ходили смутные слухи о том, каким образом Алена стала ее обладательницей. Говорили о странных и быстрых кончинах ее родственников, проживавших в ней ранее. Считалось, что сама Алена не выносила этих слухов, но один из ее опальных, близких друзей, которых она меняла чаще, чем сантехник перчатки, сказал мне как-то, что именно она их и выносит тем или иным способом на суд широкой публики. Так или иначе, в литературных кругах Москвы быть принятым в салон Алены Ахуновской считалось очень престижным. Я оказался в нем случайно. Меня привел туда поэт и корректор издательства «Э-ма» Олег Петров-Петров, который, в свою очередь, был знаком с Аленой через своего знакомого, некоего К.К., не просто поэта, а однажды даже выдвиженца на Нобелевскую премию. Короче, не хухры-мухры.
Квартира Алены Ахуновской, и это признавали все, была обставлена скорее как у цыганского наркобарона, нежели как у российской поэзобаронессы, но, разумеется, с несравненно большим вкусом.
В тот день, когда я взял с собой своих старых знакомых Максима Белокопытова и Семена Быстрякова, в салоне Ахуновской проходил семинар «Искусство и тоталитаризм», на который были приглашены, среди прочих, представители пары влиятельных организаций.
Нас стразу встретили плакаты в советском стиле. На одном из них было написано:
«Дьявол такт мне отбивает,
он смычок мой направляет.
Карл Маркс».
На другом:
«Рядом с фиалкой – сестрой алая роза раскрылась,
Лилия тоже проснулась и ветерку поклонилась.
Иосиф Сталин».
На третьем:
«Дай мне шанс, о, Спаситель,
На этой заре бросить бомбу свою
Вон в того одинокого человека.
Радован Караджич».
Кроме этих плакатов были и другие. Я заметил стихи Мао, Яндарбиева, Маринетти, еще кое-кого. Висела репродукция картины Гитлера «Раздражение, вызванное в шесть часов утра работающим под окном двигателем мотоцикла». Кажется, она так называется.
Честно говоря, у меня вызвало вопрос нахождение стихов Караджича рядом со стихами Сталина и картиной Гитлера, но я не задал его. Хватит и того, что я привел в салон для избранных двух людей, в которых не был полностью уверен. Но уж очень они просили, и я согласился. Провел Быстрякова и Белокопытова в большую комнату, где уже расположилось порядка тридцати человек. Масштаб комнаты позволял вполне спокойно пережить такое количество людей. Масштаб личностей, на мой взгляд, в комнате был разным, от звезд, залетевших на огонек, до пришедших со мной хухры-мухрышек.
