Москва – Гребешки - страница 10



Она как с цепи сорвалась. Она как фурия орала во всю ивановскую. Она глотку свою лужёную драла. Она извергала из себя разные непотребности и непристойности.

Она в разнос пошла. Она во все тяжкие бросилась.

Она принялась распекать и совестить своего коллегу за это безобразие, которое с двигателем случилось.

Она визжала, что руки у водителя из задницы растут, а ноги вообще неизвестно из какого отхожего места. Что он вахлак деревенский, что он придурок лагерный, что он кретин несусветный, что он идиот последний, что он чёрт из табакерки, что он вообще ничего не умеет делать: ни руль держать, ни за дорогой следить, ни за мотором смотреть.

Тётка пыхтела как паровоз. Её всю трясло. Она визжала, визжала и визжала.

Она орала на своего приятеля, с которым ещё недавно, чуть ли не обнявшись, костерила и поливала грязью своих подруг и коллег.

Мадам кричала во всю свою лужёную глотку, что он козёл старый, осёл вредный, ишак вонючий, мул небритый и вообще лошак. Не лошак, а этот… лошара актированный.

Много чего она тут наговорила. В три или в четыре короба всего наложила.

Собрала всё, о чём знала, о чём догадывалась и о чём ей другие коллеги сообщали.

Что он шут гороховый, мямля, рохля, дубина, чурбан и бревно сучковатое.

Что он тупой, глупый, безмозглый, недотёпа и полудурок.

Что он растяпа, лентяй, бездарь, хам, балбес и бестолочь.

Что он дегенерат стоеросовый и остолоп до мозга костей.

Что он обормот, балда, раззява и дырокол придурочный.

Что он ротозей, тупица, простофиля и дурачина.

Что он вообще болван, каких свет не видывал.

Что он такой… что он сякой… и даже разэдакий.

Что сопли свои зелёные он распустил до пола… что он, чёрт лысый, гнусавый и противный, что он, чудила на букву «м», что он, прыщавый и чахоточный, не знает, как мотор этот идиотский завести…

Явление восьмое

Громко орущей, взбудораженной и взлохмаченной дежурной тётеньке, отчаянно и весьма дерзко ругающей своего верного друга и товарища по работе, водителя автобуса, непотребными словами за его нерасторопность при исполнении служебных обязанностей, этого показалось мало. Она ещё пуще взбеленилась, она стала руками в разные стороны махать, глазами свирепо мыргать, рожицы страшные корчить и тому подобное из себя неприличное и непристойное выдавливать от злобы и негодования.

Тётку снова понесло. Не только понесло её, но и потащило куда-то.

Видать, сварливая она была очень. Да-с… сварливая и говорливая баба…

Тут же от неё досталось не только этому непутёвому шоферюге, но и всем-всем остальным, абсолютно всем местным работникам и её коллегам сослуживцам.

Начала она с нелюбимого и непереносимого генерального директора.

Ох, как же она его ненавидела… Кто бы знал… Сожрать живьём готова была!

Запыхавшаяся тётка пожелала скорее «подохнуть» самому главному руководителю их «зачуханного» аэропорта, «круглому дураку и идиоту», «вечно поддатому прыщавому, ушастому и носатому» Финкельбауму Аркадию Феклисовичу, «балбесу очкастому», глаза у которого скоро из орбит выпуклых выпадут к чертям собачьим «от его вечной неуёмной злости, от нахальства, наглости, неуёмной жадности, недовольности и тупости».

Остервеневшая и рассвирепевшая дежурная продолжила бесноваться и раздавать свои яростные «пожелания» другим «дорогим» своим сотрудникам. Всем досталась. Ну, или почти всем…

Безголовой дуре, идиотке, кретинке и безбашенной шалаве, рыжей и конопатой «Аньке-пулемётчице», подстилке и по совместительству первой заместительнице этого придурочного и никому ненужного кретина-идиота генерального директора, было смело предложено сменить место работы и отправиться на все четыре стороны.