Чемоданы этих чудных высокопоставленных и великосветских мажоров катились за ними по ковру на маленьких скрипучих колёсиках с неприятными на слух звуками: ширк-ширк… скрип-скрип… вжик-вжик… хрык-хрык… крык-крык… грык-грык…
На плече у каждого то ли знатного топ-менеджера, то ли регионального (а может, и гораздо выше) депутата, то ли федерального министра, то ли ответственного помощника какого-либо весьма важного государственного персоналия, принадлежащего к высшему обществу, к элите, висело по красивому пузатому портфелю из очень хорошо выделанной африканской тёмной крокодиловой кожи.
Кожа на портфелях блестела и притягивала к себе внимание.
Кожа была великолепна, кожа играла на свету своими выступами и впадинами, на ней отчётливо были видны грозные кровавые следы от острых зубов других крокодилов, с которыми этот бедолага однажды боролся за первенство в своём регионе, за право на безусловное обладание всеми без исключения красивыми самками… за выживание, наконец.
Кто победил в том сумасшедшем поединке – неизвестно. Да это и неважно уже.
Важно то, что из той кожи, чудной и крепкой, умельцы знатные заморские пошили такой замечательный во всех смыслах портфель.
Кожа играла на свету своими чудными прелестями и своими дивными изъянами.
А как же иначе? Прелести и изъяны в любом материале есть. И в любом обществе тоже они существуют. Наше – не исключение.
Но мы немного отвлеклись.
Вернёмся, пожалуй, к коже. К той, к крокодиловой. Или крокодильей. Как вам будет угодно. Она была роскошна. Она напоминала далёкую громадную жаркую Африку, прародину всего человечества. Именно здесь нашли самые древние останки рода Homo и вида Homo Sapiens, и его вероятных предков, из которых мы потом получились: и люди, и человеки. Одни стали хорошими; другие плохими; третьи так себе, ни рожи, ни кожи, седьмая вода на киселе; четвёртые вообще никакими… то ли есть они, то ли нет их, по-разному в жизни бывает. Жизнь штука сложная, многообразная и противоречивая.
Огроменные Индийский и Атлантический океаны тут же встали пред глазами.
Жаркие и знойные прерии растянулись на многие-многие сотни километров.
Тропики и субтропики проявились во всей своей красе. Ах, какая прелесть…
Акулы запрыгал из воды, готовые сожрать любого и каждого… Ой! Ай! Уй!
Замаячили величавые пирамиды Хафры и Хеопса, руины и развалины Карфагена.
Великий Сфинкс и не менее великий Нил нарисовались. А в протяжённом Ниле уйма этих… всяких… сожрать любого готовых.
Крокодилы и аллигаторы вдруг забегали… пасти свои раскрыли… зубы острые и длинные показали… Ой! Как бы чего худого не вышло… О, Боже… Спаси и сохрани…
Но разговор сейчас не об этом.
Разговор сейчас о вещах, которые затащили в салон самолёта эти два хмыря, ой, то есть… мажора. Да ещё в таком громадном количестве. По два чемодана на брата – это уже перебор. Даже больше чем перебор. Да ещё портфели пузатые…
Это вопиющее нарушение! Возмутительное безобразие! И даже злостное!
Почему они, эти молодые и хорошо одетые красавцы-мужчины, не сдали свои многочисленные манатки в багаж, оставалось вопросом.
У многих присутствующих и видевших это форменное безобразие и нарушение в голове мышки и крыски забегали… – мол, как это так… дескать, это же… это же… это же сущее вредительство… это же хулиганство откровенное… это же наглость неописуемая.
Но никто и слова не сказал. Нет. Не вымолвил.
