– Илона, ну хотя бы ты скажи ей! Здесь секвестр. Это важно.
Подхожу ближе. Смотрю на размытую картинку. Говорю:
– Может, ты и прав. В перспективе, так сказать. Пока его нет. Валя зря говорить не будет. Когда появится, тогда и напишут. Не переживай, вечером Наташа посмотрит.
Он недовольно фыркает:
– Сговорились. Чтобы мне назло.
Андрей машет рукой, мол, ваша взяла, недовольно обращается ко мне:
– А еще подругой называется. Кофе налей хотя бы. Я еще не завтракал.
– Ладно, пошли в буфет.
– Я, что, недостоин горсточки зерен, что ты принесла утром?
– А, пропадай моя жаба. Пошли. Приглашаю.
Смирнов явно хочет то ли что-то рассказать, то ли расспросить о чем-то. Резко выпрямляюсь и направляюсь к себе.
Внезапно сердце сжимается. Ты стоишь в дверях отделения, мне не пройти мимо. Серые глаза слегка прищурены. Ты всегда так делаешь, когда решаешься на что-то важное или трудное. Андрей проходит сквозь тебя. Он не видит призраков. Ты исчезаешь.
Сколько будет продолжаться эта пытка? Я за целый год реже тебя видела, чем за одно сегодняшнее утро.
Да призывайте уже! Сколько можно меня терзать!
Смирнов крутит на блюдце чашку. Неужели на кофейной гуще гадать собирается? Ну нет, так не бывает. Потом он тихо говорит:
– Илон, мне должность предлагают.
– Отлично. Сколько можно на одном месте сидеть! Где?
Андрей называет частную клинику. Слава о ней плохая по городу идет. Врачей они за два-три года досуха выжимают и потом выгоняют. Правда, и платят хорошо. По крайней мере, в первый год работы. Молчу. Николаич поднимает глаза.
– Что скажешь?
Пожимаю плечами. Это не мое решение.
– Лон, они заведование предлагают. И деньги.
Отворачиваюсь, подхожу к окну. Снег усиливается. На улице скользко, сейчас страждущие в травматологию повалят. День жестянщика.
Андрей подходит и обнимает меня за плечи. Легким движением сбрасываю руку. Аккуратно, чтобы не обидеть. Это жест доверия, но со мной он лишний.
– Что скажешь? – снова спрашивает Смирнов.
– М-м, даже не знаю. Мне не нравится. Но решать тебе.
– Вот и меня тоже настораживает. Такая щедрость только в мышеловках бывает. Еще нальешь?
Андрей протягивает чашку.
– Ты завтракал?
– Не-а.
– Понятно, твои бабы тебя не кормят.
– Лон, я один давно.
– Дня три? Четыре?
– Не. Я серьезно.
– Блинчики с мясом будешь?
– Твои?
– Бабы Вали. Она для Насти оставляет. Но тебе тоже перепадет.
– Давай.
Грею в микроволновке два блинчика. Запах домашней стряпни растекается по кабинету.
– А сама?
– Чего-то не хочется.
– Ты когда-нибудь ешь?
– Конечно, я же человек, – нагло вру.
Какой я человек?! Функция. И жизнь – под стать роли. Так, полет страуса.
Ставлю перед Андрюхой еще одну порцию кофе. Ему нравятся маленькие чашечки. Они уютно помещаются в его больших ладонях. Вот разгильдяй первостатейный, а руки гениальные. Как он эдакой лапищей умудряется красиво шить?
– Илон, я не буду соглашаться. Олька мне тоже говорит, что не стоит оно того. Слишком странное предложение.
– Когда это ты с Ольгой общаться начал?
– Так я и не прекращал. Каждые выходные у них бываю. Почти.
– Ага, так и поверила.
– Правда, ей-ей.
– Ты еще перекрестись, – подначиваю Смирнова.
– Знаешь, я же дурак был, когда…
– С чего поумнел?
Андрей молчит. Снова крутит в руках уже пустую кофейную чашку.
– Спасибо, Лон. Не дала умереть с голоду.
Потом он неожиданно добавляет:
– Знаешь, я к Ольге вернуться хочу. Все эти годы хотел.
Он достает из кармана пачку сигарет.
