Москва против Мордора - страница 2

Я не хочу, чтобы всех этих людей, которых я видел в эту субботу на Болотной площади, обманули те, кто говорил им со сцены такие сильные слова. Я не хочу, чтобы эти люди снова вовлекли нас в идиотскую игру своих собственных амбиций, занимающую годы и опустошающую десятилетия. Оппозиции нужен один кандидат с новым лицом.

Я шел по периметру площади, рассматривая многочисленную технику, пригнанную сюда, чтобы в случае чего блокировать и разгонять нас. Рядами стояли трехосные грузовики с решетками на окнах закрытых кузовов, бронированные машины с бойницами для ведения огня и автобусы. В одном из них, за черными стеклами, горел огонек сигареты. Мрачными рядами, неподвижно и молча, стояли омоновцы в боевом снаряжении, похожие то ли на инопланетных пришельцев, то ли на рыцарей Мордора. У них были дубинки в руках, черные латы на ногах, черные ботинки, черные перчатки, круглые шлемы. Некоторые опустили на шлемах черные непрозрачные забрала и превратились в мрачные фигуры из возможного тяжелого будущего. Некоторые стояли с поднятыми забралами и молча смотрели на веселых своей свободой людей. А у некоторых были совсем молодые, мальчишеские, очень хорошие лица. С ними я разговаривал.

Навстречу мне шли две девушки. Обе веселые, и обе смеялись от души, не над чем-то или кем-то, а от полноты жизни. На ладони у одной была плитка шоколада в раскрытой фольге. «Хотите шоколад? Берите! Берите шоколад!» – уже совсем стемнело, и они шли через тьму московского вечера и волны людей, расходившихся с митинга, и всех угощали этим своим очень сладким, очень вкусным шоколадом. Я взял один квадратик под их одобрительные возгласы.

Первый плакат я увидел прямо у метро, только что выйдя из дверей и еще не влившись в поток людей, шагавших к проспекту Сахарова. Парень в коричневой куртке держал картонку на рейке, на картонке был нарисован барашек, сидящий за компьютером, сверху стояло: «Мы не б@раны!», снизу: «Мы лучшая часть нашего общества!»

Люди на пути к митингу полностью занимали тротуары и захватывали проезжую часть. Пятидесяти пропускных пунктов с милиционерами не хватало, собирались маленькие очереди. В дали проспекта, вся в ярком золотистом свете, похожая на волшебный новогодний ларец, сияла сцена. Звук был поставлен лучше, чем на Болотной, ораторов можно было слушать даже на тротуарах в трехстах метрах от сцены. Удивительно было не то, что так много людей пришло, удивительно было то, что они всё подходили, и подходили, и подходили.

Лучшая часть нашего общества в этот раз, на проспекте Сахарова, была другой, не такой, как две недели назад на Болотной. Там был легкий на подъем молодняк и солидные люди из бесчисленных московских фирм и компаний, оснащенные всевозможными девайсами. Это был авангард, реакция первого часа. Но за четырнадцать дней сигнал прошел по плоти мегаполиса, по его нервам, и вот поднялась вторая волна. После первой, быстрой и легкой, это был уже какой-то тяжелый вал, вовлекавший в движение людей из самой глубины жизни.

Ошибаются те, кто говорит, что это протест сытых. Это пришла Москва, которая вкалывает с утра до вечера и все равно не может заработать, это пришла Москва бесчисленных офисных сидельцев, мелких торговцев и средней руки деловых людей, Москва, стоящая в очередях в Сбербанке, чтобы заплатить за ЖКХ, Москва пенсионеров, которые долго стоят у прилавка, прикидывая, хватит ли денег на сто граммов колбасы, Москва людей, о которых власть и бомонд и не помнят, что они существуют. Пришла сейчас – и еще не такая придет!