Москва Стрешневых - страница 4

Сходство с храмом усиливается уже упомянутой нами надстройкой над фасадом, в нише которой, стилизованной под аналогичную нишу для колоколов на колокольне, в самом деле ранее висел колокол. Когда-то, при Евгении Шаховской, в эркере под ним располагался усадебный театр, а удары колокола созывали дачников на действо. Перед фасадом растёт уже знакомая сосна, ствол которой на высоте разделяется на три ветви причудливой формы (впрочем, одна из них, застилавшая фасад, в марте 2016 года обломилась), создавая вместе с кирпичной кладкой на ее фоне почти что скандинавский пейзаж. А точно по оси фасада, на лужайке перед парадными дверьми, стоит старый обелиск. В его вершине ещё недавно был виден металлический стержень, который заставлял думать о том, что раньше на этом стержне была укреплена какая-то деталь. И действительно, когда-то он венчался золочёной фигурой собаки, талисманом рода, как мы помним, присутствовавшим еще на родовом гербе Стрешневых, и утраченным после революции.

Такой представительный вид превращает торец здания вместе с лужайкой перед ним в третий фасад.

Лужайка перед новым главным фасадом с обелиском

и рогатой сосной. Фото автора

Вообще, уже с первого взгляда отсюда на дворец сразу же бросается в глаза его демонстративная декоративность, вызывая явное ощущение театрального задника из спектакля на модные в конце XIX века «древнерусские» темы. Это отмечают практически все исследователи. Более того, по всей видимости, Шаховская, заказывая А.И.Резанову и К.В.Терскому перестройку дворца, намеревалась создать здесь, с торца здания, новый фасад, превратив тем самым дворец в один сплошной архитектурный парадокс.

На первый взгляд уже один этот корпус производит впечатление завершённости, самоцельности. Но не тут-то было… Помню, когда мне первый раз удалось увидеть дворец с непривычного ракурса – не из-за ворот, а с территории приусадебного храма, я был просто поражён, как с изменением точки обзора, с каждым новым шагом раскрывается в повороте длиннейшая, массивная стена дворца, упирающаяся в парк, как за массивным кирпичным корпусом проступила старая, беленая, часть дворца, а за ним еще одна кирпичная вышка – башня-восьмигранник… Оказывалось, что часть, обращённая к воротам, на самом деле только торцевая часть дворца. Это производило прямо-таки ошеломляющее впечатление. Тем более что дворец был совершенно поглощён порослью молодых деревьев и фасад буквально вырастал из них.

Вблизи театральный корпус выглядит еще более впечатляюще. Действительно, по части украшения фасада мастерство архитекторов неоспоримо. Вероятно, более прогадали они с композицией объемов и сочетанием новых пристроек со старым дворцом. Всё вместе никак не сходится воедино, и как бы кто ни пытался совместить одно с другим, всё равно это походит на простое, хаотичное нагромождение объемов, за которыми старый дворец просто теряется, что спереди, что сзади, напоминая иной раз даже коромысло, на которое навешаны два тяжёлых ведра. Несоразмерность пропорций бросается в глаза. Если дворец большей частью скорее всё-таки двухэтажный, а невысокий третий этаж-мансарда надстроен только по центру, то громоздкая пристройка с юга, да еще с двумя эркерами, расположенными под прямым углом друг к другу, занимает большей частью три полноценных этажа, и просто подавляет старую часть дворца, нависая над ней. Тяжеловесность пристройки, которая со стороны ворот сглаживается энергично выгнувшимся полукружием фасада и симметричностью ступенчатой композиции деталей, со стороны парка трехэтажной плоскостью буквально давит на старый дворец. Впрочем, по проекту Резанова гладкая, без малейших ухищрений стена двух нижних этажей должна была стать просто «задником» для нарядных галерей, которые бы и украшали фасад, если бы были достроены.