– Помнится, вы говорили, что вас не приняли в университет. А между тем, несмотря на молодость, вы чрезвычайно одаренный врач. Вы можете стать классным инфекционистом. Я наблюдал, как вы работаете. Кроме старательности и трудолюбия вы обладаете даром. Это несомненно! Нет, не смущайтесь. Я просто констатирую факт.
– Меня не приняли из-за отца. Несколько лет назад он пропал. Нам сообщили, что он виновен во многих преступлениях и что он признал свою вину…
– Вы верите этому?
Она молчала.
– Вы ненавидите советскую власть?
Она отвернула лицо.
– Отвечайте!
– Я люблю свою родину и еще…
– Что?
– Я верую.
– В советскую власть?
– Нет, в Бога и в Святую Троицу.
Она снова, как при первой их встрече, вздернула вверх подбородок. Он улыбнулся.
– Хорошо, милая фройляйн! Надеюсь, твердость вашей веры поможет нам достичь наших целей, ибо наши цели гуманны и ни в чем не противоречат Священному Писанию. Итак, оставив в стороне эмоции, вернемся к нашей науке…
Гаша писала старательно, по обыкновению выставив наружу кончик языка. Перо шуршало, выводя на листе слово за словом, она откладывала исписанные листы в сторону. Ах, он успел за эти дни полюбить ее странную повадку, переворачивать исписанный лист тыльной стороной кверху. Крупная, сильная кисть, длинные пальцы, а запястье узкое, нежное, сквозь тонкую кожу просвечивают голубые вены. Отто тяжело вздохнул, снял очки, потер глаза.
– Вы больны? – она наконец подняла голову и посмотрела на него.
– О, да…
– Как же так? – она растерялась, глаза ее отуманились горечью. – Разве вы не можете себе помочь? Вы же врач… Инфлюэнца заразна и…
– Это не инфекция. Видимо, ко мне пристала ваша русская тоска. Эти степи вокруг и эта тьма… Разве может человек всегда быть один? Я грущу и от этого… Я много старше вас, фройляйн, и уже познал себя. Со мной всегда так. Стоит только удалиться от дома, от близких и начинается… И ничего нельзя поделать!
Она опустила голову и уставилась в исписанные листы. Потом что-то сказала на русском языке. Он улыбнулся:
– О чем вы, фройляйн? Не обо мне ли грустите?
– Вы скучаете по жене?
– Я не женат.
Она снова посмотрела на него, на этот раз с недоверием.
– О, да! Я – выродок. Сущий выродок. Погряз в науках, не успел жениться.
– Я готова, если вам угодно, помогать во всем… – внезапно проговорила она. – Вы только подскажите как. Руководите мной.
– Какая вы отважная девушка! И красивая…
– При чем тут отвага? – она смутилась.
– Настоящие женщины находят удовольствие в повиновении, – проговорил он. – Вы из таких?
Полумрак не помешал ему заметить, как зарделись ее щеки.
Недолго помолчав, она ответила вполне твердо:
– Да. Но, видимо, я еще не познала себя.
– Тогда у вас есть возможность познать меня. Познать до дна. Я готов открыться вам. Открыться весь, отдаться всецело. И тогда, через меня вы, может быть, лучше познаете себя самое…
Она кивнула, не поднимая глаз. Что это, притворное смирение, или?..
* * *
Ноябрь катился к концу, но зима все не наставала. Снег выпадал и таял, растворяемый ледяными дождями. Ни осень, ни зима. Вот она, знаменитая русская тоска, скука. Фронт затих в отдалении. В госпитале жизнь шла своим чередом. Лабораторное оборудование было распаковано и расставлено по местам. Дизель-генератор запущен. Штурмбаннфюрер Зибель отбыл в соседний городишко да и пропал, занятый какими-то неотложными делами. То ли застрял в непролазной грязи, то ли перестал волноваться о судьбе своего подопечного. А тут и первые пациенты прибыли. Началась настоящая работа. Гаша по многу часов проводила в лаборатории, вела записи, брала кровь у пациентов, готовила лабораторные образцы.
