– Вы где бегаете столько времени?
– Мы по горох ходили.
– По горох? Вот поймают, дак будете знать.
– Не поймают!
– Ну-ка, дайте-ка попробовать, чё вы там принесли.
Мы с гордостью высыпали на крыльцо свои трофеи. Стручков оказалась приличная куча. В сумерках сели на крыльцо и стали шелушить горох, а стручки кидали гусям. В стае поднялся целый переполох. Такой деликатес им перепадал нечасто, и гуси суетились вовсю: хватали стручки на лету, суетились по трое-четверо около одного стручка, если он падал. В конце концов горох был съеден, стручки подобраны, все угомонились, расслабились и пошли ночевать каждый на своё место.
Сегодня у нас праздник! Приехала целая куча гостей из Воткинска: моя крёстная Рита с мужем Михаилом и тремя детьми, Людкина крёстная Еня с мужем Алёшкой и тоже с детьми. Лёшка-кум, как называли его мама с папой, и Лита-кума были братом и сестрой. Когда они выпивали, крёстная становилась весёлой и много смеялась, а Лёшка-кум становился диким, вращал пламенными коричневыми, как недоспелая черёмуха, глазами, ругался и пытался поколотить Еню-куму. Но самое главное было то, что моя крёстная привозила мне подарки, а Людкину крёстную считали скуповатой, она привозила подарки помельче. В этот раз крёстная привезла мне материал на платье. И мама тут же, пока не началась пьянка, его сшила. Это был штапель морковного цвета с чёрными точками. Оборка висела у меня во всю грудь. Это было особенное платье. Ни разу в жизни я больше не испытывала такого счастья от одежды. На улице уже начинались сумерки, и платье казалось каким-то загадочным, чуть мерцающим, необыкновенным. Я чувствовала себя Золушкой. Теперь я точно знала, что сегодня мне можно пойти в клуб. Я поджидала Гутьку за воротами и, взяв юбку в руки, важно расхаживала туда-сюда совершенно счастливая. Уже совсем стемнело, а Гутька так и не появилась. Похоже, она раскусила мои планы и смылась огородами. Потеряв всякую надежду, я уныло потащилась домой. Пирушка была в самом разгаре. Взрослые были румяными, весёлыми, громко разговаривали и дружно взрывались смехом. В самом красивом платье на свете я зашла в тёмный чулан, сняла его и тихонько пристроилась на кровать к Людке. Она уже спала. Засыпала я с ощущением обиды и несправедливости.
– Девки, вставайте!
– Ну-у-у…
– Вставайте, вставайте!
– Ну чё так рано-то?
– По ягоды надо идти. В прошлый раз одних зеленцов нарвали. Теперь ягоды уж точно поспели. Возьмите корзинки, берите только спелые, на базар повезём.
Базар – дело серьёзное. За работу в колхозе начисляли трудодни, за которые потом, когда в колхозе появлялись деньги, выдавали их совсем понемногу, а в основном выдавали зерном или мукой. Поэтому деньги в деревне зарабатывали как могли. Папе, например, купили недавно моторный велосипед, так мама говорила, что он на овечке ездит. Продали овцу и ровно на эти деньги купили велосипед. У папы на фронте ранило ногу, почти оторвало, и теперь у него левая нога была чуть покороче. Это было почти незаметно, но главное, что раненая нога быстро уставала и болела, а ферма, куда он ходил на работу, была километрах в трёх от дома. И теперь он ездил на моторном велосипеде и выглядел как кум королю и сват министру.
– Платки оденьте, а то головы напекёт за день-то.
– Ладно.
С корзинками в руках бегом спустились по тропинке к речке, перешли Болгуринку через мостик из трёх жёрдочек и поднялись на угоры. Начался трудовой день. Подбадривали себя как могли.
