Мой адрес Советский Союз - страница 11
– Ну и ладно, зато за гусями не надо таскаться.
– А мне мама сказала, что портфель новый купит к школе.
– А ты мне старый отдашь?
На што он тебе?
– Я нынче тоже в школу пойду.
– Тебя не возьмут. В школу в семь лет берут, а тебе ещё шесть.
– Ну и што, што шесть.
– Вот и то! Не возьмут, значит.
Солнце поднималось выше, и жара стала донимать. Сухой, жаркий воздух пах травами, из корзинок пахло ягодами, кузнечики стрекотали очень громко. Говорят, если поймать кузнечика и смазать бородавку коричневой жидкостью, которую он оставляет, то бородавки сойдут. Но сегодня вовсе не хотелось ловить кузнечиков. Жара допекала, мухи вились около потного лица, и хотелось скорее набрать корзину, чтобы пойти домой.
Домой шли потные, усталые. На речке сняли платки, кинули их на воду и припали губами. Вода была чистая, прохладная. Платки кидали, чтобы не проглотить случайно какой-нибудь мусор или жучка. Корзины были тяжёлыми, но ягоды так ароматно пахли! Папа был дома, он зачерпнул пригоршню из корзины, взял в рот.
– Хорошие ягоды, спелые.
– Ну дак старались. Мама завтра на базар повезёт.
– Маленько отсыпьте, с молоком поедим. Ну ладно, отдохните, на пруд можете сходить.
Мы поставили корзины в холодный погреб, попили там же квасу, от которого ломило зубы и продирало горло. С удовольствием пошли полежать в прохладной клети.
– Девки! Скоро коров пригонят, встретьте, я пойду огурцы полью.
– Ладно, встретим.
Пастухами у нас в деревне были муж с женой – Николай Оленёв и Маня Оленёва. В деревне их звали короче: Олень и Олениха. Олень был загорелый, бородатый, с сиплым голосом и ярко-голубыми глазами. Говорил он с натугой и старался произвести вид значительный и серьёзный. Маня Олениха была женщиной маленькой, юркой, как мышка, и тоже с яркими голубыми глазами. Говорила быстро, часто посмеивалась, открывая несвежие зубы. Бабы даже говорили, что она и приврать не прочь. Выгоняли стадо рано, часов в шесть. Олень доставал свой знаменитый рожок и начинал выдувать гимн Советского Союза. В утренней тишине звук разносился далеко по деревне, и хозяйки начинали поторапливаться, бодрее доить своих бурёнок. Звуки гимна раздавались каждое утро без выходных, в дождь ли, в жару ли, в здравии или в болезни нашего бессменного Оленя. Коровы тоже знали этот рожок и, услышав, становились сосредоточенными и перетаптывались с ноги на ногу, торопясь со двора на волюшку. Вечером возвращались без рожка. Коровы устало ставили копыта в мягкую дорожную пыль, неся набухшее вымя и выпуская из ноздрей горячий воздух. Наша Манька к родным воротам подходила с ускорением: знала, что в стайке её уже ждёт ведро вкусного пойла. С жадностью начинала сосать из ведра. Иногда даже приходилось отталкивать её зад, чтобы закрыть дверь в стайку.
Из огорода возвращалась мама. При всей занятости летнего крестьянского дня дойка у всех хозяек была ритуалом. Мама брала ломоть хлеба, подойник с небольшим количеством воды, вазелин и чистое полотенце. Направляясь в стайку, мама была собрана и молчалива. Шуметь во дворе во время дойки нам строго запрещалось. Мама угощала Маньку хлебом, гладила её, похлопывала по боку, что-то говорила. Могла даже поцеловать в волосатую морду. Когда доброе расположение духа становилось взаимным, мама подсаживалась на специальную маленькую скамеечку к Манькиному вымени, мыла его тёплой водичкой, лёгкими движениями вытирала полотенцем, смазывала соски вазелином и только тогда делала первые осторожные движения. Манька шумно вздыхала, с удовольствием расслабляла разбухшее вымя, и первые тугие струйки дзинькали в пустой подойник. Выходя после дойки, мама на прощанье ещё раз гладила Маньку по голове, хвалила её, родную, и осторожно выносила из стайки полный подойник с густой пеной сверху. В сенях уже стояли приготовленные кринки и трёхлитровые банки. Мама молча процеживала молоко через марлечку и расставляла по местам. Наливалось тёпленького и Муське с котёнком. Вообще, мама молчала редко, голос её постоянно звенел в разговоре, где бы и с кем бы она ни находилась. Поэтому когда она молчала, важность момента осознавалась отчётливо. Я не очень любила парное молоко, но запах, Манькины шумные вздохи и вся процедура доения создавали особую атмосферу уюта, достатка, защищённости от чего-то и правильности бытия.