А кто всему виноват? Проклятый мусье.
«Капитанская дочка»
– I -
Я догадывалась, что хозяин нашей квартиры – мудак. Например, о чем-то таком я думала, когда он занудно и скрупулезно, до самой последней копейки высчитывал мне коммунальные платежи, а затем не возвращал уплаченные излишки. Кроме того, мне настойчиво говорили об этом электрик и сантехник: оба они были убеждены, что только врожденное и напитанное жизнью мудачество могло заставить человека так организовать в доме проводку и приделать на кухне кран. Но мудак – это ведь не просто дурак и бестолочь. Это такое особое сочетание глупости и стихийной подлости, которое до последнего стараешься в человеке не замечать.
Впрочем, что Анатолий-то наш мудак, можно было догадаться почти что сразу. Потому что только у настоящего, отменного мудака так драматично могли похитить икеевскую кровать.
Про кровать эту рассказал еще риелтор, с которым я связалась, увидев подходящее предложение в Интернете. Он долго переспрашивал английское название журнала, где я тогда работала, затем уточнял, нет ли у меня иностранного гражданства (что в те времена еще не было наказуемо по закону), и наконец сказал, что хозяин с некоторым опасением относится к иностранцам и женщинам.
– Понимаете, у него до этого в квартире несколько лет жила девушка. Француженка.
– И?
– Ну и вот он говорит, она у него кровать украла.
– Как украла?
– Ну как-то украла. Вывезла. Не знаю уж, что за кровать. Но, в общем, опасается он. Вы как-нибудь убедите его при встрече, что ничего такого делать не будете.
Как убедить человека, что ты не будешь красть у него кровать, я совершенно не представляла. Поэтому на встречу с хозяином шла в некотором волнении.
Квартира эта нужна была нам позарез. Я не закрыла летнюю сессию в магистратуре, и меня выселяли из общежития. В аналогичной ситуации была и моя будущая соседка. Денег на отдельную квартиру у меня не было: я работала корреспондентом в политическом журнале, и платили мне по тем временам не то чтобы плохо, но и не то чтобы хорошо. Мать моя – человек, обладающий воистину гипнотическим простодушием, – без конца удивлялась, почему редакция не готова оплачивать съем жилья для ценного кадра. Никакой особенной ценности в двадцать один год я, разумеется, не представляла, о чем руководство журнала в лице главного редактора не уставало напоминать. Но маме я ни о чем таком не говорила. «Москва», – отвечала я на все ее причитания.
Обнаруженная мной квартира была спасительной находкой: у нее были замечательное месторасположение, посильная для нас стоимость и почти одинаковый набор мебели в каждой комнате. Препятствием мог стать только хозяин с его странными предубеждениями.
Анатолий оказался подтянутым, даже слегка суховатым мужчиной лет сорока – с седенькой интеллигентной бородкой клинышком и замечательными нежно-голубыми глазами. Если бы не бородка, я затруднилась бы назвать его возраст, потому что лицо его без нее казалось совсем молодым, даже юным.
Голос у него был мягкий и вкрадчивый.
– Как видите, квартира в прекрасном состоянии. Я лично провел здесь ремонт после прошлой… жилицы, – рассказывал он, показывая нам кухню. – Пришлось заменить покрытие на столешнице гарнитура. Та… женщина… вы не представляете, тут все набухло и пузырилось.
Он нежно погладил дешевую водоотталкивающую пленку. Потом похвалил чистые белые стены и широкие, густо выкрашенные подоконники. На кухне мы с трудом помещались втроем.
