На улице нас ждала «Махиндра». Санджай открыл дверь джипа и подал руку.
Блин, ну как же ему идет пятнистая форма! И ладонь такая горячая.
– Куда мы едем? – спросила я, поняв, что мы свернули со знакомой дороги, ведущей в «Феникс».
– Завтракать, – просто ответил Санджай. – Я хочу показать вам особенности индийской утренней трапезы.
Мы двигались по тоннелю из сплетенных кронами деревьев. Лианы и пальмы росли так густо, что создавали полумрак. Я прочувствовала, как должно быть темно и влажно в настоящих джунглях.
– Это ботанический сад, – пояснил Санджай, не отрывая глаз от дороги, на которой царило оживленное движение. – А слева – знаменитый Центр медитации Ошо.
– О, йоги! – воскликнула я, вспомнив желание, записанное в дневник. У огромных ворот с рамкой–металлоискателем стояло несколько фигур в одинаковых бордовых одеяниях. – А давайте туда зайдем?
При этих словах лицо Санджая окаменело. Плотно сжатые челюсти, взгляд – строго перед собой.
– Вы хотите провести время в ашраме Ошо? – через минуту напряженного молчания спросил он. – Если да, то приготовьтесь сдать анализ на СПИД. Десять долларов.
– Это еще зачем?
– Правила Ошо просты – все свободны в выражении своих чувств и желаний. А если люди счастливы и расслаблены – это дает колоссальный выход сексуальной энергии. И каждый удовлетворяет ее по–своему.
– Там проходят оргии?! – невольно воскликнула я.
Санджай улыбнулся.
– Нет, от диких оргий уже отказались.
– А откуда вы знаете?
– Я там был.
Я подняла брови, по всем канонам индийского танца выражая любопытство.
– Вам сколько лет? – покосился на меня Санджай.
– Скоро двадцать.
– Когда будет двадцать один, тогда и поговорим о медитациях в Центре Ошо.
– В России совершеннолетие наступает в восемнадцать, и я уже держала в руках «Камасутру», – выпалила я.
– Пробовали?
Краска залила мое лицо. Полуопущенный взгляд выразил смущение. Я хорошая ученица и многое запомнила из уроков Анилы.
Немного помолчав, я гордо подняла голову. Чего это я смущаюсь? Да, я ни разу не была с мужчиной, но любопытство – одна из особенностей слабого пола. И потом, разве «Камасутру» не написал монах, ни разу не познавший женщину и испробовавший все сто поз со статуями?
– Санджай, вам сколько лет?
– Двадцать четыре, – ответил мой спутник. Брови на его лице ожили.
Ага, любопытно?
– Вот когда вам будет двадцать пять, я поделюсь с вами впечатлениями о «Камасутре».
Санджай громко рассмеялся.
– Что? – насторожилась я.
– На следующей неделе встречаемся. Мне как раз исполнится двадцать пять.
– Шайтан! Но раз уж мы так быстро перешли к вопросам секса, предлагаю друг к другу обращаться на «ты».
– Согласен.
Сразу чувствуется, что Санджай учился в Питере, с другими индусами такая вольность наверняка не прошла бы. Высадили бы прямо на дороге.
Остальную часть пути Санджай нет–нет да и косился на меня и хмыкал. Я же отвернулась в другую сторону, делая вид, что любуюсь природой.
В кафе с непроизносимым названием нам подали завтрак на огромном медном подносе с множеством чашечек. В центре стояло блюдо с ярко желтым рисом – единственное из еды, что я хорошо знала.
– Будем есть руками, – предупредил Санджай. Конечно, после дороги мы их помыли, но я никак не думала, что мне не дадут вилку.
– Дотрагиваясь до пищи руками, – продолжил мой сотрапезник, – мы, помимо обоняния, зрения и вкуса, включаем осязание. Чем больше чувствуем, тем богаче вкус пищи. И не удивляйся, если тебе кто–нибудь предложит съесть из его рук. Это знак уважения.
