Мой друг Казанова - страница 6

Сперва я подумал, что от вечера в компании лучшей части семьи Добровых у меня начались галлюцинации. Вторая мысль была более реалистичной: в последние несколько дней я только и делал, что перечитывал «Историю моей жизни», а уж столь глубокое проникновение в эпоху никого до добра не доводило. Но, так или иначе, а по набережной Москвы-реки продолжал идти Джакомо Казанова, и я, зачарованный и сбитый с толку, шёл рядом с ним.

Через пять минут он неожиданно остановился, повернулся ко мне и патетично произнёс на хорошем русском языке:

– Я и подумать не мог, во что превратится Париж!

Я не сразу осознал, что он вообще способен говорить, но тем не менее согласно кивнул. Он продолжал:

– Вообразите: столица мира стала захолустьем Европы! Друг мой, если б вы только посмотрели, на что похожа Венеция! По всему континенту один упадок и разорение, мораль окончательно прогнила, в святилищах муз бродят оборванцы, какие в моё время сражались на баррикадах, а учёность в таком же почёте, в каком труд крестьянина у сильных мира сего.

Ветром ему подкатило под ноги пластиковую банку. Он изумленно поднял брови и уставился на меня с немым вопросом в широко раскрытых глазах. Я пожал плечами и, глупо улыбаясь, произнес:

– Это кетчуп.

– Что?

– Томатный соус.

– Разве вы не готовите его сами?

– Нет.

– В какой лавке он продаётся?

– В любой.

Он только смог произнести:

– Невероятно! —

и зашагал дальше по набережной.

– В моё время, – продолжил он чуть погодя, – в Париже все соусы готовились в кухнях, и сколько их было! Бешамель, эспаньоль, альманд, оландэз, майонез…

– Майонез и сейчас можно купить, – вставил я, но человек в парике отмахнулся, и я понял: если соус можно было «купить», он тут же терял право называться соусом.

– Это были шедевры кулинарного искусства, а некоторые готовили по рецептам XVI века! С чем вы употребляете…, как вы сказали, называется тот соус?

– Кетчуп.

– Да-да.

– С чем угодно.

Он остановился.

– С мясом? С рыбой?

– Да, еще с пельменями, с макаронами. С ним же вы делаете хот-дог.

– Это тоже блюдо?

– Ну, да, только быстрого приготовления.

– И как его готовят?

– Берут булку, разрезают вдоль, кладут туда сосиску и поливают кетчупом и горчицей.

Он процедил:

– Этим вы утоляете голод, не так ли?

– Так.

– А кто же придумал это блюдо?

– Американцы.

Лицо его скривилось в гримасе боли.

– Мне было чрезвычайно грустно, мой друг, видеть, как пали наши бастионы в Новом Свете, а потом и англичане отказались от своих завоеваний. Стоило ли, скажите на милость, плавать через весь океан, чтобы в конце концов всё потерять?

Дальше мы всё время шли молча, но рядом. Пробило полночь, когда мы очутились у моего дома, и здесь он спросил:

– У вас есть гостиницы?

– Есть.

– А кареты?

– Машины.

– Проводите меня в гостиницу.

– Вас не примут.

– Отчего же?

Я замялся:

– Ваша одежда…

Мы оценили друг друга с ног до головы. Я выглядел как тот самый голодный оборванец-революционер по сравнению с разодетым сеньором Казановой. Однако всё общество хоть в Париже, хоть в Москве состояло из подобных мне, и один только вид пришельца грозил устроить настоящую революцию, а виновника заточили бы в Бастилию для сумасшедших где-нибудь на Канатчиковой даче. Так я ему всё и объяснил.

Он не мог в это поверить.

– Это невозможно! – сокрушался он. – Почему я не могу остаться и провести ночь там, где хочу? Вы прикажете мне искать постоялый двор? Таверну? Что ещё? Где в этом проклятом городе я могу получить кусок хлеба, кров и ложе? Мне не нужно женщины, но пусть мне дадут всё остальное!