– Зачем? – спрашиваю я и готова сама себя ударить. Вместо того, чтобы согласиться сразу, задаю неудобные вопросы.
– Ты мне нравишься, – у Яна – ни тени сомнения на лице. Ни паузы, ни запинки. Очень твёрдый и уверенный ответ. И верить в невероятное хочется ещё больше.
– Не уверена, что могу нравиться, – выдыхаю с сомнением, потому что хочу быть честной.
Это не лукавство, не желание услышать опровержение. Каждой крокодилице хочется хоть однажды стать самой желанной и неповторимой девушкой.
Но Ян для меня… это чересчур. Слишком дорогое и экзотическое блюдо, если уж перевести на язык кухни то, что я чувствую.
У Яна брови ползут на лоб. Его удивление искреннее. По крайней мере, так выглядит.
– Конечно, ты можешь нравиться, Несса. Что за глупые мысли бродят в твоей голове? Дай мне шанс. Хотя бы крохотный, – сводит он почти вместе указательный и большой палец.
Это выглядит так, будто он меня добивается. Меня, Лохнесское чудовище. Некрасивую Ваньку, у которой четыре ноги и восемь локтей. И я на всё закрываю глаза. Плюю на осторожность, отчаянно тянусь к парню, что предлагает мне то, чего никогда не было, но чего очень-очень хотелось.
– Ну, давай попробуем, – бормочу я с дрожью в голосе и пытаюсь удержать дрожь в теле, чтобы он не понял, не увидел. Но Ян всё трактует по-своему.
– Ты замёрзла, – хватает он мои озябшие ладони в свои, и я предпочитаю промолчать. Пусть думает, что меня колотит от холодного ветра. – Пойдём отсюда. Я хочу и сегодня готовить для тебя. Ты позволишь?
Я желала этого больше всего на свете. Впрочем, предложи он мне в прорубь сигануть, чтобы закаляться, я бы пошла за ним не раздумывая. Шла бы, закрыв глаза. Как тогда. Позволила бы вести себя. Лишь бы он был рядом.
10. Глава 10
Несколько недель с Яном – это глотки пьянящей свободы, какой-то дикой раскованности, постоянного смеха и радости. Никогда, никогда я не была такой счастливой, как в эти дни.
Разве что в детстве, когда ещё были живы родители. Но в той, прошлой жизни, я не понимала и не ценила простых и понятных вещей. Не знала, что однажды судьба распорядится мной жестоко – лишит самого дорого: папиного голоса, маминой доброты и света, уютного дома, где меня любили просто потому, что я их дочь – самая лучшая девочка на свете.
Мы встречались нечасто – раз или два в неделю. Я училась, он – работал и тоже учился. Нам всегда находилось, о чём поговорить, чем поделиться. Но были темы, которых мы не касались.
Он почти ничего не рассказывал о своей семье. Я не горела желанием плакаться о сиротской доле и роли приживалки в дядином доме. Солгала, что живу на съёмной квартире и не позволяла отвозить меня домой.
Я не хотела, чтобы кто-то узнал о Яне. Боялась, что тогда что-то изменится или рухнет. Хранила наши встречи в тайне и не спешила делиться нашим единением даже с Ксюшей, что дулась на меня и обижалась.
К сожалению, между нами пробежала чёрная кошка. Это тяготило меня, но словно издалека, приглушённо. Я была полна Яном и всем, что между нами происходило.
Я перестала дичиться, и нередко садилась в машину Яна – немного потрёпанную, но безотказную. Мы колесили по городу, общались и почти каждый раз приезжали в «ИзъЯнъ», где попадали в удивительный мир – только наш, куда никому не было ходу.
Я обожала, когда Ян готовил. Он с явным наслаждением кормил меня и любовался.
– Вы как инопланетные чудовища, – сказал однажды Зверь Ванька, – на какой-то своей планете, куда нельзя залетать бравым исследователям космоса.
