– Я не умею играть в «очко», но если можно, посижу с вами.
– Мы тебя научим! – воскликнул Максим Суворов, самый младший и нескладный из ребят. Он хорошо плавал и подавал большие надежды, но разница в возрасте и странная квадратная голова давали о себе знать, с ним общался только Голиков, а все остальные держались с ним не слишком вежливо. – Я сам только что научился, и уже сбегал к Валентине Георгиевне за сгущенкой.
Катерина рассмеялась и опустилась на жесткую кровать рядом с Максимом. Меньшов посмотрел на нее, но промолчал, лишь отсчитал пять карт и протянул девочке.
– Объясните теперь, что нужно делать, – попросила Кэт.
– Это очень просто! – Завопил Суворов, но Голиков одернул его.
– Я сам тебе расскажу.
– Оба заткнитесь, – внезапно громыхнул Гиреев, заслонивший собой дверной проем. Катерина ужаснулась тому, каким необъятным казался ее друг, в детстве щуплый и нескладный мальчишка. Он был выше Меньшова на полголовы, и в полтора раза крупнее. Рядом с ним она чувствовала себя крошечной. Дэн встрепенулся.
– Получилось? Принес?
Гиреев хмыкнул, как бы упрекая Дениса за то, что он в нем усомнился. Затем распахнул осеннее пальто, и Катерина заметила горлышко бутылки в потайном кармане.
– Вы что, собрались пить? Это алкоголь?
– Это живительный напиток, Кучкова, для придания боевого духа великим спортсменам, – произнес Гиреев, извлекая бутылку водки из кармана.
– Вы с ума сошли! Как вы завтра собираетесь плыть?
– В полной координации, сначала вольным стилем, потом на спине, затем снова вольным…
– Я еще брассом плыву три дистанции, – добавил Меньшов.
– Валя вас убьет. Просто убьет.
– Если боишься, то лучше иди отсюда подобру-поздорову, не хватало нам из-за тебя в неприятности вляпаться. Да не говори ничего лишнего! Ясно? Рот на замок, и ключ – в унитаз.
– Это вы из-за самих себя в неприятности вляпаетесь! – Закричала Катерина, но Меньшов вовремя подскочил и закрыл ей рот двумя руками. Она удивленно взглянула на Суворова и Голикова, надеясь найти хоть каплю поддержки или сочувствия, но они лишь сурово посмотрели в ответ.
– Не говори ничего Вале, сама понимаешь, что будет, если она узнает. Хочешь – останься, мы будем еще играть, – тихо сказал Денис.
– Нет уж, я лучше пойду. Не хочу, чтобы меня застукали вместе с вами. Идиоты!
– Выпей тоже! – Предложил Суворов, лихорадочно потирая руки. Катерина ужаснулась и попыталась вспомнить, сколько же ему лет. То ли одиннадцать с половиной, то ли почти одиннадцать.
– Нет! И тебе нельзя!
Гиреев, все это время наблюдавший со стороны, внезапно подался вперед и прошипел:
– Вали отсюда, и Меньшова забирай. Размякла вся в его объятиях. Дура!
Катерина почувствовала, что и впрямь почти повисла, опершись на сильные руки Дениса, которые он убрал от ее рта, удостоверившись, что кричать она не собирается.
Почему он не убрал их совсем? Почему не вернулся на свое место на кровати? Зачем продолжает держать ее в своих объятиях? Она высвободилась и вышла в коридор, спотыкаясь и задевая все на своем пути. Меньшов выбежал через пару мгновений и догнал Катерину, когда та уже открывала дверь своей комнаты. Он остановил Кэт и прижал к себе.
– Ты просто пока не понимаешь!
– И никогда не пойму! – Зло промолвила девочка. В другой ситуации она так и стояла бы, прильнув к Меньшову, но сейчас она была в ярости. Пить перед соревнованиями. Как они поплывут? О чем они все думают? Нужно быть дебилом, чтобы надеяться, что Валя ничего не заметит. И к тому же, алкоголь разрушает весь организм. А похмелье! Да они и двух метров не смогут проплыть, сразу пойдут ко дну от оглушающей головной боли. Катерине случалось видеть отца в похмельном состоянии. Обычно этому предшествовали шумные вечеринки, которые устраивали Сергей Яковлевич и Ирина Владимировна для своих друзей, поэтов, писателей, художников. В конце вечера отец заходил, покачиваясь в комнату дочери, салютовал двумя бутылками вина, абсента или виски, и скрывался во мраке коридора. Кэт знала, что он ушел к себе в мастерскую, и всю ночь проведет там, склонившись над столом, на котором всегда валялись чертежи, эскизы, карандашная стружка, пустые стаканы и сломанные циркули. Маленькая Катерина однажды не выдержала и побежала за отцом, плача, желая всем сердцем утешить его, она не понимала, что он просто пьян, ей хотелось забраться к Сергею Яковлевичу на колени, как бывало раньше, и вместе спеть какую-нибудь песенку. Потом папа отнес бы ее в кровать, накрыл теплым пледом, и, возможно, ей удалось бы упросить его почитать вслух. Отец покачал головой, назвал ее глупышкой, и, запинаясь, сказал, чтобы она не мешала ему работать, и не переживала за своего старика. Катерина разрыдалась еще сильнее, и тогда отец, успевший к тому моменту изрядно напиться, неловко усадил девочку на колени, погладил по голове и попросил прощения. Но простить его было непосильной задачей.
