- По природе я не трус, и мог бы подраться, раз уж речь о таких высоких материях, - объяснил парень. – Но, чего доброго, инструмент поломают…
Громила по-прежнему вздымал над толпой кулаки со сбитыми костяшками. Музыкант повесил на плечо мешок:
- Пойду, пожалуй, пока этот здоровяк обо мне не вспомнил. Где здесь можно переночевать задарма, и чтоб не ограбили?
- Есть старая руина, покажу, если сыграешь для меня.
- Да хоть всю ночь! Завтра мне нужно быть в замке герцога Савойского. Хочу пристроиться ко двору, говорят, платит он щедро, если музыка нравится герцогине. А это ночь – твоя.
Узкие улочки вывели нас к подножию холма, где за виноградниками начиналась роща. Вечернее солнце окрасило пробуждающиеся лозы в красноватый оттенок, казалось, на них уже зреют грозди ягод. За террасами начинался пролесок, в котором почти не угадывались очертания когда-то роскошной римской виллы, теперь превратившейся в груду камней.
- Ты совсем не боишься идти со мной туда? – спросил музыкант.
- Нет. А ты?
- Что – я?
- Не боишься меня?
Он рассмеялся, показав красивые белые зубы – все на месте, знак молодости и здоровья:
- Ты странная! Меня зовут Дацио. А тебя?
- Что, десятый по счету в семье? – перевела я разговор в другое русло. Ни одно имя сейчас не отражало моей сущности.
Он кивнул.
- А я давно не слышала гитерна… Не разочаруй меня.
- Не сомневайся, я прекрасно играю. Откуда ты сама?
- Из Кларана, он дальше по берегу.
- Пришла на праздник?
- Нет, иду в Шильон, но уже вечереет, мастера близ замка наверняка закрыли лавки. Так что скоротаем ночь вместе.
Пока мы шли, я уловила обрывки его мыслей: я ему определённо понравилась, причём даже в собственной голове он выразил это возвышенно, без пошлости. Мысли о поцелуе, о прикосновении к запястью... Такой милый мальчик! Но, взглянув на него снова, я поняла: нет, не получится. Увы, мне он не подходит – нет той первобытной дикой силы, что позволяет мужчине стать роскошным проводником магии. Жаль, мой хороший, но тебя ждёт удел обычных людей, не знавших радости соития с ведьмой!
Поднявшись к руине, мы забрались через дыру в полуобрушенной стене внутрь. Потолок давно сменило небо, от балок осталась одна труха, но каменная мозаика пола местами была яркой, будто её уложили только вчера.
Дацио заглянул в проломившийся угол:
- Похоже, печь цела! Сейчас растоплю…
Такие старые виллы я помнила со времён Арраса. Отапливались они с помощью длинных дымоходов, идущих под полом. Но в Аррасе виллы были настолько разрушены, что пол провалился, дымоходы забились, и печь затопить не получалось.
К моему удивлению, печь под полом действительно была исправна, и вскоре стало теплее.
- Ни монеты сегодня не заработал, - пожаловался музыкант. – Все смотрели только на гистриона. Высокая музыка не в чести. Так что даже угостить тебя нечем.
- Играй, - нетерпеливо потребовала я.
- Вот эту балладу ты наверняка знаешь… - Он тронул струны гитерна костяной палочкой и запел: - Дама к другу не была столь строга на этот раз: слово встретиться дала с ним на днях, в вечерний час…
Изящный слог, недоступный базарным гистрионам. Старая баллада звенела среди руин, связывая бесконечной нитью прошлое и будущее. Сколько поколений родилось и умерло с тех пор, как она впервые зазвучала? Сколько юных сердец стучало быстрее при звуках гитерна, переполняясь надеждами… Быстротечность людской жизни становится ещё заметнее, когда знакомую песню поёт человек, что родился спустя много лет после смерти создателя этой мелодии.
