Я чувствую, как уже плыву, честно говоря. Неделя нервотрепки до этого, пробуждения в пять утра, встреча с подушкой за полночь… мне был важен, бля, каждый час!
Хуже всего, что в этом вечно сонном и дерганном состоянии, внутри просыпались самые настоящие демоны. Пока ты отдохнувший и спокойный — несложно бороться с ними, заставив заткнуться и свалить.
И если раньше все темные мыслишки были связаны с моим образом жизни, и касались меня одного, отчего с ними тоже еще можно было бороться, то сейчас рядом… ну, окей, не рядом, а прямо подо мной, лежал живой человек. Пусть это и было чудовище, забравшееся в мой дом, и ведущее себя предельно нагло. И больше всего на свете мне хотелось спустить всю свою ярость на нее. Если бы новым жильцом оказался мужчина, было бы реально проще это сделать. А присутствие чудовища трансформировало эту ярость в нечто более грязное и животное.
Пофиг даже на то, что это подружка суки.
И чудовище, похоже, это абсолютно не понимало и не подозревало.
В душ. В душ ей надо, блин.
Надо бы по-хорошему вышвырнуть ее от греха подальше, только не факт, что эта наглая скотина снова не заберется в дом и в мою постель. Мне осталось четыре с половиной часа на сон. Зашибись. Если я проснусь от того, что оно заползает мне под одеяло — ей настанет пиздец. Придушить ее подушкой, что ли? Или в подвале запереть?
— Кажется, я тебя застал именно в душе, коза, — отвечаю ей я, глядя на то, как она нервно начинает кусать губы, бросая взгляды на телефон.
— Вот именно, что ты не дал мне домыться! — она переводит на меня достаточно воинственный взгляд, — забыл, мажорчик?
И в глубине темных глаз я замечаю плохо скрываемое беспокойство. Доперло, что ли, наконец, что для нее ситуация складывается так себе? И что я без особых усилий удерживаю ее за тонкие запястья одной рукой.
— Серьезно, что ли? — я цепляю пальцами лямку ее топа и провожу подушечками по выпирающим ключицам, чувствуя гладкую и горячую кожу. Тощая, капец, — тогда предлагаю просто потрахаться без прелюдий.
Глаза чудовища округляются сразу на поллица. Я подавляю усмешку. Кажется, я нащупал слабое место в броне ее наглости. Не знаю, что там наплела ей сука обо мне, но, похоже, описанный образ не совпал с реальным в ее воображении.
— Мы договаривались о другом.
— По-моему, мы вообще ни о чем не договаривались.
— Согласна только если ты будешь это транслировать в свой Инстаграм.
— Да без проблем, — произношу я, усмехаясь, и в глазах чудовища появляются первые нотки паники. Что, переборщила с наглостью? — сама разденешься, или мне этим заняться?
— Ты не включил трансляцию, — она снова косится на смартфон, нервно пытаясь выкрутить запястья из захвата.
Я, не отпуская ее, тянусь за телефоном. Интересно, насколько долго она сможет блефовать? Или не блефует? Да и окей. Прямой эфир я не включу, но это даже будет интересно.
— Эй! Мажорчик! — чудовище, похоже, начинает паниковать, судя по ее попыткам вырваться, — ты не боишься потерять подписчиков?
— Я их потеряю, если заведу отношения или женюсь, — вырывается у меня усмешка.
— Тебя заблокируют за такое видео!
— Я люблю рисковать. Новый профиль наберет не меньше людей после такого, — я кладу телефон в изголовье, чтобы она не могла заглянуть в экран и увидеть, что я его даже нихрена не разблокировал. И наклоняюсь к ее лицу, заметив, как снова округляются у нее глаза, а потом нежно произношу, — ну что, чудовище, начнем? Ты умеешь громко стонать на камеру?
