Мой ребенок слишком много думает. Как поддержать детей в их сверхэффективности - страница 4

Чтобы написать этот абзац, я изучила много источников по дислексии. Мне искренне жаль родителей, у которых дети имеют расстройства Дис. Какой тяжелый труд – сориентироваться в этой информации! Некто Бейкер составил список всех работ по дислексии, опубликованных за последние 30 лет. Он нашел 3871 работу по этой проблеме и из них только 32 – по возможным способам психотерапии этого нарушения.

У меня создалось впечатление, что по этой теме было высказано множество совершенно противоположных мнений. Единственное, в чем сходятся специалисты, – не все еще известно. Некоторые теории спорят друг с другом, хотя должны были бы, как мне кажется, попробовать дополнить, а не противопоставлять себя и не бороться друг с другом: магноклеточная теория, мозжечковая теория, проприоцептивная теория, фонологическая теория и совсем недавно появившаяся теория слишком большой симметрии пятен Максвелла… Сейчас во Франции наиболее распространена фонологическая теория.

Елизабет Нуйц (Elisabeth Nuyts) – исследователь в области педагогики, дефектолог, помогающий людям с трудностями в обучении и в реабилитации когнитивных функций. Ее работы (в частности, открытия в области дислексии и разработанные ею методики) получили премию «Образование и Свобода» в 2002 году.

Она считает, что новый общий способ чтения (la nouvelle lecture globale)^>8, быстро и про себя, не позволяет ни сэкономить время, ни проникнуть в смысл. Она объясняет:

По ее мнению, человек изначально является «словесным существом»: у него нельзя отнять речь, не причинив ему вреда. Что же делать? Решение в том, чтобы снова ввести речь во все виды обучения: говорить, что видишь, говорить, что слышишь, говорить, что пишешь.

Учительница младших классов Селин Альварес провела обучающий эксперимент. За два года все дети из ее старшей группы детского сада и 90 % из средней группы научились читать. Она подтверждает слова Элизабет Нуйц. Лучший способ научить читать – фонематический, то есть слуховой. В отличие от общего и слогового, этот метод состоит в том, чтобы слышать и узнавать фонемы в словах. Например, в слове «лошадь» два слога, но пять фонем (л-о-ш-а-д’). Таким образом общий, или визуальный, метод следует совершенно отбросить. Но, возможно, нужно индивидуализировать методики обучения, чтобы лучше адаптировать их к каждому ребенку.

В возрасте 50 лет я решила выучить русский. Этот опыт позволил примерить на себя шкуру ученика подготовительного класса (в котором у меня не было никаких проблем с обучением чтению). Я выучила алфавит с очень красивыми буквами (ж, ф, ю…) и снова открыла для себя радость от возможности быстро прочитать некоторые слова: «жираф», «телефон». Вспомните детей, с удовольствием читающих все надписи, которые попадаются им на глаза: «сыр, кет-чуп, гор-чи-ца…» Потом я поняла, что такое малограмотность: русские буквы произносятся практически так же, как пишутся. Я могла читать целые тексты, даже не понимая их смысла.

Удивительно, но чем больше я продвигалась, тем больше все усложнялось. Автоматические привычки не действовали. В конце концов я поняла причину. Я открыла такую форму дислексии: в некоторых словах, особенно длинных, те буквы, которые я еще плохо знала, слишком сливались друг с другом. Я не могла отделить их одну от другой. Мне просто нужно было сделать между ними небольшие расстояния, чтобы иметь возможность даже не прочитать их, а хотя бы увидеть. Например, гораздо легче различить буквы, которые составляют слово «лишний», расставив их, – лишний. То же самое происходит с маленькими французскими дислексиками. Представьте, насколько слово «merveilleusement» может казаться всего лишь последовательностью округлых линий. Написание merveilleusement снова возвращает каждой букве ее форму. Есть также другие методы для дислексиков, которые делают буквы более читабельными. Только достаточно ли они используются? Таким образом, моя дислексия была частично визуальной. Но к этому добавилась еще одна проблема. Читая с запинками и отчаявшись когда-нибудь перестать мямлить, я осознала, что страдаю (ведь так это говорится?) формой синестезии: я вижу гласные в цвете, а согласные – черными. Например, «а» – желтое, «о» – синее, «u» – зеленое. Для меня буква «i» красная. Однако русские варианты «i» (и, й, ы) оставались черными. Я не замечала их среди согласных. Это совершенно сбивало меня с толку. Самыми сложными были буквы «у». Я вижу букву и соответствующий ей звук (во французском она произносится [i]. –