Ух, какой чистоплюй!
– Их немало. Напоминаю, что вы также унаследовали права на все изобретения господина барона.
– Их можно продать?
– Увы, ни одно из них не получило патента. Зато ваш оте… барон получал много издевательских писем от бюро изобретений. Его считали чудаком. Однако последний год, я полагаю, он работал над чем-то, что, по его словам, цитирую: «Заставит этих толстозадых пней на коленях умолять меня продать им чертежи». Он был уверен, что это открытие принесет ему золотые горы.
– Что за изобретение?
– Не знаю. Давайте вернемся в мансарду, в его мастерскую, она же его кабинет. Там он хранил все чертежи.
Они вернулись в комнату в мансарде, где нотариус зачитывал завещание.
Ирис охватила печаль. Теперь кабинет был пуст, и она остро ощутила, что хозяин покинул его навсегда. Его любимые книги не будут дочитаны, изобретения не будут доработаны, и новые пугающие агрегаты больше не появятся в комнатах особняка.
Любили ли барона домочадцы? Сложно сказать. Из реплик Даниэля и тети Греты она поняла, что в семье все было непросто.
– Рекстон, каким человеком был мой отец?
– Своеобразным, – ответил он после небольшой паузы.
– И все же?
– Вам лучше задать этот вопрос госпоже и господину Эрколе. Они его родственники; я лишь его слуга.
– Думаю, вы знали его лучше, чем его родня. Ну же, Арман! Не скрытничайте. Что у вас за манера – умалчивать, говорить обиняками! Все дворецкие такие?
– Это называется осмотрительность и такт, госпожа Диль. Профессиональные качества дворецких.
– Ну, чувство такта у вас хромает, когда дело касается меня. Барон был моим отцом. Я хочу знать, каким он был. Мне важно мнение разных людей.
– Он был непростым человеком, госпожа Диль. Иногда с ним было сложно договориться.
– Почему он оставил мне все? Он же меня никогда в жизни не видел.
– Он дал объяснение в завещании. Нам придется им довольствоваться.
Ирис вздохнула: с Рекстоном каши не сваришь. Она подошла к столу, который чуть не покалечил нотариуса, взяла стоявшую в углу трость и повертела, рассматривая.
Трость была тонкая, но тяжелая, с массивной рукояткой. Ирис случайно надавила на скрытую кнопку, и ей в лицо выстрелила сеть, натянутая на упругое проволочное кольцо. От неожиданности она выронила трость.
– Я же предупреждал – осторожнее! – упрекнул ее Рекстон и поднял трость. – Внутри спрятан сачок, лезвия, курительная трубка, спички и кое-что еще. Также ее можно разобрать и использовать как колышки для палатки.
– А зачем дырочки сбоку?
– На ней можно играть как на флейте. Нет-нет, не садитесь в это кресло! Барон сделал его специально, чтобы разыгрывать гостей. Как только вы откинетесь на спинку, кресло опрокинется. На спинке надуется каучуковая подушка и вас отбросит от пола.
– Так и покалечить кого-нибудь недолго, – Ирис с опаской отошла от кресла.
– Барон отличался своеобразным чувством юмора. Он создал немало приспособлений для розыгрышей в День Дурака.
– Он мог бы изготавливать великолепный цирковой реквизит.
– Барон не любил цирк и театр.
– А вы любите цирк, Рекстон?
– Терпеть не могу.
Ирис поджала губы.
– Где чертежи барона?
– В стеллаже возле окна, под пресс-папье с фигуркой Панчинелло.
– О! – Оживилась Ирис. – А говорите, цирк не любил! Панчинелло, этот плут и пройдоха, – частый персонаж кукольных представлений. У меня есть кукла Панчинелло. Она осталась в столице, я ее не привезла. Я его опасаюсь, уж больно хитрая у него рожа. Мне ее подарил маэстро Мантейфель, мой учитель. Интересно будет взглянуть на это пресс-папье… но где же оно? Его тут нет.
