Или вот ещё история, уже на Юго-Западе. Перед спектаклем Валера Белякович подходит к Валере Долженкову и говорит: «Сегодня брат одного известного поэта придёт, имени не могу назвать, так что ты давай, играй!». И Валерий Михайлович даёт по полной, брат так брат.
Последний раз они виделись на «Эдипе». Валерий Михайлович уже ушёл из театра, но по просьбе Валерия Романовича кого-то заменял. А в «Эдипе» тексты – всё про смерть. «Сегодня, завтра, через год – вы все умрёте» и так далее. Валерий Михайлович был уже не очень здоров и сказал в шутку Валерию Романовичу: «Вот ты меня играть заставляешь, а я ведь помереть могу на этих твоих текстах». Поржали, сыграли, через пару недель Валерия Романовича не стало.
«Он был праздником. Для всех. И для зрителей, и для актёров…. Юбилеи мне устраивал, и на 50-летие, и на 60-летие… когда я совсем уходил из театра, «корону шута» мне подарил при всех, все меня на пенсию провожали аплодисментами… он для всех был папой… он до сих пор обо мне заботится, звание заслуженного мне выбил, у меня теперь прибавка к пенсии, и театр его до сих пор мне помогает деньгами… светлые воспоминания, светлая память…»
И в дополнение несколько отрывков из нашего с Валерием Михайловичем интервью семилетней давности:
«Родился я в Москве, москвич в первом поколение. Мама с мужем сбежали сюда от коллективизации. Потом у мамы погиб муж в войну. Она встретила отца, и я родился в 1947-ом. Любви между ними не было, в то время найти мужчину было само по себе большой удачей. Сходились, кто живой остался. Я сейчас, вспоминая историю семьи, иногда думаю, а вот не убили бы маминого мужа, и меня бы не было. Во всём есть другая логика, не общепринятая. В каком районе я родился? Сейчас он называется Перовский. Я там так и живу. На 1-ой Владимирской улице. Я когда-то жил на 8-ой, а теперь их только три осталось. Это была самая окраина Москвы. Стали Москвой, только когда Хрущёв сделал Кольцевую.
…По первому разу я никуда не поступил и уехал в Рязань. И стал работать в их театре, ещё вовсе без образования… Красноярск… А потом поступил во ВГИК. Хорошо шёл, был любимцем Бабочкина. А после первого курса меня оттуда выгнали за хулиганский поступок. Это был уже 66-ой. Потом я быстро поступил в ГИТИС, чтобы в армию не попасть. А в Москве уже нарвался на Юденича. Вот в его театре и познакомился с Валерием Романовичем. У Юденича я играл героев. Алексея, к примеру, в «Оптимистической трагедии».
Наверное, помня о тех моих героях, Валерий Романович меня и взял на Юго-Запад, когда уже пришёл момент, и я попросился к нему в театр. Да, кстати, когда учился в ГИТИСе, удовлетворения мне учёба не приносила, мне казалось, что я наоборот играю всё хуже и хуже. В провинции когда играл, играл как бог на душу положит, и всё получалось.
Когда пришёл на Юго-Запад, попросил Беляковича дать мне шанс. И он дал.
Это был 94-ый год. Первый спектакль был «Ромео и Джульетта», я заменил Черняка. Играл очень плохо. Ну совсем не получалось первое время. Никак не мог войти в струю этого театра. Вплоть до того, что собирался уходить. И потом вдруг от отчаянья появились силы. Когда Чебутыкина сыграл. Больше так, кстати, никогда не удавалось повторить. Вот именно момент сдачи «Трёх сестёр». Я думал, мне конец. А потом вдруг такое из меня пошло. То самое, великое. Больше этого великого не повторилось ни на одном спектакле. Потому что я уже знал, куда идти. А тогда не знал.
