…Конечно, попав в этот театр, я обалдел от географии гастролей. Японию всю объездили. Потом я увидел Чикаго. Я же стилягой был в своё время. И когда я увидел этот город, он был точно такой же, как в моём воображении.
…Возвращаясь к вопросу о гастролях. Лучше всего я себя почему-то чувствовал в Израиле. Вот бывает то сонливость, то излишняя ажитация. А на Святой земле – в самый раз. Мы ещё тогда в Иерусалим съездили. Я когда к Гробу Господню подошёл, встал на колени – и заплакал вдруг. Хотя я к тому моменту уже и буддизмом увлекался, и индуизмом. И уже предполагал одну основу во всех религиях. Вот Серафим Саровский на колени становится – и двадцать лет молится. Медитация и есть. И просветление случается. А тогда у Гроба Господня неожиданно для себя встал на колени – и слеза пошла. Такая, совершенно без мыслей».
* * *
ВРБ:
«Осень 1974 года. Непередаваемый трепет первых занятий… Радость первых выходов на сцену, неумение, оказывается, сказать пару слов в темнеющий зал… Хорохорящийся «руководитель», интуитивно ведущий репетиции, в общем-то как бог на душу положит, изо всех сил старающийся использовать свой небогатый актёрский опыт массовок в театре под руководством Г.И. Юденича – моего первого учителя режиссуры, человека в высшей степени одержимого театром. Я никогда не играл у него ролей, очевидно, это и подвинуло меня уйти из театра, а истовость и самосгорание моего первого режиссёра заставили меня полюбить эту профессию».
(«Становление», стр. 8).
СТУДИЙЦЫ, АЛЁНА ДЕНИСОВА
В первой половине 80-х театр на Юго-Западе был ещё театром-студией. И люди, которых в то время туда притягивало магнитом ВРБ, становились студийцами. Он с ними проводил занятия, он каждого готовил к сцене. Нам, пришедшим в театр ближе к концу 80-х, удостоверения с вдохновляющим словом «студиец» тоже достались. Мы с Катей Алексеевой всю тогдашнюю театральную Москву обошли с этими корочками, по которым почти во все театры пускали бесплатно. Но на сцену Юго-Запада мы уже не стремились. Валерий Романович иногда вытаскивал нас на сцену в массовке, но это было скорее приключением, чем началом актёрской карьеры. К настоящим студийцам мы относились с благоговением.
Алёну Денисову я в театре не застала. Я о ней только слышала и видела её имя на совсем древних программках. Однажды моя однокурсница, узнав, что я работаю в театре на Юго-Западе, спросила меня про неё, потом долго возмущалась: «Если ты и правда работаешь в театре на Юго-Западе, как ты можешь не знать Алёну Денисову?!» Так Алёна и оставалась для меня легендой, пока я спустя тридцать лет не познакомилась с ней в интернете. Она живёт в Париже, она ностальгирует по Юго-Западу. Далее – её воспоминания о театре. Они мне очень дороги. Это всё было до меня, но я застала эту атмосферу, я успела подышать воздухом театра-студии.
«82-й? 83-й? Не помню точно, но где-то так. Лето. Делаем ремонт. Всё и вся пропахло Кузбасс-лаком (толстой "Шульже" – Инне Шульженко – аж ведро на голову свалилось со стремянки, пришлось ей бриться наголо).
В театре, как всегда, полумрак. Авилыч и Гендос беломор курят.
Распахивается дверь, и в зал вместе с потоком солнца (фойе тогда ещё не было) врывается толстая Шульжа: "А Романыч где?". Кто-то вяло отвечает: "Романыч на велосипеде куда-то свалил".
Шульжа бросает в темноту: "Это Романыч с его-то жопой да на велосипеде?"
