Что-то не то.
Помимо озона пахнет знакомой цветочной сладостью, такой на стыке лета и осени в садах аромат стоит, так Вера пахла. Вера…
Она.
Стоит. Вся в черном: платье цвета вороного крыла, шоколадные волосы черным отдают, а губы красные, будто в крови или в ее любимом вишневом соке, который я лишь с ее губ любил пить. И взгляд ее невозможный – золото и злость.
- Вера, ты… какого хрена? – все, что могу я сказать, иду к ней как сквозь туман, а сердце сейчас разорвется.
Я звал, и она пришла, я ведь постоянно звал, только этим и занимался. Вслух, и мысленно, и ночами в своих уродливых снах лишь она была, и вот, стоит, и губы кривит усмешка.
Недовольна моими словами.
Галлюцинация.
- Пошла вон!
- Да ты пьян, Влад, - она отошла на шаг, не позволяя к себе прикоснуться. – Не трогай, мертвых нельзя касаться, разве ты не знаешь?
Она не мертвая, я ведь чувствую жар ее кожи, вижу тень от фигуры, и отражение фонарей в любимых, ненавистных глазах. Сердце заходится, сердце сейчас остановится, не выдержав этого безумия – у меня белая горячка?
Похер. Галлюцинация, бред, призрак, мать ее, мне необходимо дотронуться до Веры, поцеловать ее ягодные губы, сжать до синяков… да хоть кончиками пальцев бы к ней прикоснуться, и если я сошел с ума, если я сбрендил, то так тому и быть, и я охренеть как рад этому.
- Ты жива. Жива, - выдохнул, и почти схватил ее. Шаг, еще, и еще, а она ускользает от моих пьяных глаз, сливается с ночью, мельтешит у меня перед глазами, и смеется весело. А затем я чувствую ее руки, обнявшие меня со спины – так Вера делала, подойдя ко мне, когда я стоял у окна, и думал о ней, о том, что будет с нами, когда я за сестру отомщу.
Как выяснилось, ничего. Пустота.
А сейчас вот руки ее, мимолетное объятие горечью плещет, и прикосновения больше нет, исчезла Вера, черт бы ее побрал.
- Стой! Стой, Вера, подожди, - оборачиваюсь, ведет еще сильнее, опьянел от ее призрачной близости и от собственного сумасшествия, а впереди фигура ее – узнаю из миллиарда, и я за ней, не видя ничего и никого.
И не замечая визга колес, лишь лобовое стекло, а затем приходит темнота.
И Вера.
ВЕРА
Колеса завизжали, царапая асфальт, сигналы машин оглушили, и я обернулась. Обернулась, чтобы увидеть мощную фигуру Влада, отлетевшего от удара авто.
Что я наделала? Дьявол, что же я наделала! Он же пьян был, а я...
- Влад, - думаю, что кричу, но я шепчу, в горле будто кровь, и я ног не чувствуя, несусь обратно, к нему. – Влад!
- Эй, я не виноват, ясно? Все видели? Он сам выбежал на дорогу, светофора нет, пешеходки тоже, я не виноват, если что, - заорал на всю улицу тот, кто Влада сбил.
И он прав.
Не водитель виноват, а я. Поиграть захотела в призрака, я ведь именно призраком и чувствовала себя весь этот год – ни живой, ни мертвой, застрявшей на Земле, и не вырваться из оков мыслей, связавших меня, как пленницу.
Поиграла.
- … в тюрьму не сяду, у меня видеорегистратор зафиксировал…
- Скорую вызовите! Скорее же! – закричала, и на колени упала перед Владом, боясь увидеть самое страшное.
Что своего я добилась, и еще один из семьи Гарай на моих глазах умрет. А если Влада не станет, то и мне не жить, и я отчетливо это осознаю. Люблю, права Катя, люблю нездоровой, больной любовью, которая не счастье, а наказание, которое я заслужила.
И больно хочу сделать, но не убить, не чтобы Влад умер. Только не он!
- Пожалуйста, только живи, - прошептала, и, наконец, дотронулась до его лица – бледного в свете фар и фонариков от мобильных телефонов собравшихся зевак. – Ты ведь не оставишь меня? Я не справлюсь без тебя, я уже не справилась…
