МАРК
Ждал, нервно поглядывая на часы. В послеобеденное время у прислуги обычно два часа перерыва. Нам этого хватит. Есения согласилась, и я не находил себе место от предвкушения. Проверил все кисти, палетки и краски. Раз десять переставил мольберт, решая с какой стороны будет падать свет на натурщицу. Изводил себя мыслями о грядущем портрете, но стало в разы хуже, когда Есения ступила на порог комнаты в изумрудном шёлковом халатике.
Застыл, вперившись в любимую девушку глазами, а язык и тело забыли свою работу. Однако, сие явление оказалось половиной моей беды. Стало хуже, когда лёгкий халатик соскользнул с её плеч, рухнув на пол, и абсолютно обнажённая девушка уставилась на меня робким вопросительным взором.
– Что мне делать? – сквозь вату дурмана дошёл её тихий голос.
Надо включить профессионала, иначе провалю всё к чёрту.
– Встань у окна. Полубоком, – проглотив пятилитровую слюну, наконец начал руководить процессом. – Рукой чуть облокотись о подоконник. Да, так хорошо.
Девушка послушно выполняла, хоть щёки и предательски рдели.
– Волосы распусти. Голову поверни ко мне и слегка опусти подбородок. Ниже. И смотри в окно только глазами. Да, и вторую руку положи на низ живота, но не полность, с небольшим разворот ладони вверх.
– Так? – девушка пыталась воплотить мою задумку.
– Ещё чуть ниже. Да, вот так. Теперь постарайся не шевелиться.
– Я не помню закрыла ли дверь, – нервно хихикнула Есения.
– Ты закрыла… Только не смейся, – сделал серьёзное лицо.
– Прости, – она выдохнула и собралась.
Я погрузился в свой любимый мир живописи и искусства, ещё больше горя от страсти, когда соединял эту стихию с другой, более новой, яркой и счастливый. Моя прекрасная Муза, вдохновение, маяк в океане, свет в ночи. Есения сумевшая стать моей новой победой, силой и любовью.
Кисть любила её тело и очертания на холсте, соединяла и смешивала краски, перевоплощая плоть и кровь в шедевр. Видел, как пружинка её каштановой пряди вибрирует на левой груди, повторяя ритм сердца. Так часто и быстро. Понимал, что и моё бьётся похлеще африканских барабанов, но я насильно усмиряю его – линии должны быть чёткими, ровными и плавными. Такими же нежными, как она. Моя Есения…
Солнце сместилось, предсказывая о начале вечера, а значит, продолжить придется завтра. Но совсем не хочу, чтобы столь прекрасные и любимые формы, сразу же спрятали от меня под шёлковой тряпкой.
Отошёл от мольберта, продолжая держать кисть с бежевым пигментом в руке. Через пару шагов поравнялся с Есей, глядя сверху вниз.
– На сегодня пока всё. Солнце сместилось…
Девушка подняла голову. В глубине ореховых глаз плясали золотистые всполохи.
– Значит, продолжим завтра?
– Да… Думаю, можно завтра…
Наклонился и нежно коснулся мягких губ, но, когда чуть отстранился, не смог не заметить те жуткие отметины на её шее. Крепко сцепил челюсть. Рука с кистью сама собой поднялась и закрасила синюшный след на женском теле, словно его никогда и не было.
Девушка сперва вздрогнула, не разобрав происходящее, но после покорно позволяла закрашивать недавние плоды моих рук. Пигмента, однако, не хватило чтобы замазать всё, поэтому решительно взял её за запястье и подвёл к мольберту. Окунул кисть в краску и продолжил нанесение.
Не заметил, как девушка окунула большой палец в синюю краску и нежно провела по моей скуле.
– Думаешь, мне идёт этот цвет? – шутливо улыбнулся, заканчивая этот странный боди-арт друг на друге.
