«Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола как слеза…»
Или:
«В этом зале пустом мы танцуем вдвоем,
Так скажите хоть слово, сам не знаю, о чем…»
Больше всего я любила, и он часто для меня их повторял – романтические:
«Три юных пажа покидали
Навеки свой берег родной…»
Мне очень нравилось:
«Кто любит свою королеву,
Тот молча идет умирать».
Созвучной этой была песня о жестоком индийском радже:
«Край велик Пенджаб
Ты жесток, раджа»,
которую, как и про трех пажей, я пела уже и маленькому Мише:
После папиной смерти в кармане его пиджака мы нашли стихи Анненского
«Одной звезды я повторяю имя,
Не потому, что я ее люблю,
а потому что мне темно с другими…»
«Не потому, что от нее светло,
а потому что с ней не надо света».
По-видимому, он собирался петь и на эти стихи. Маме, чтобы улучшить ее настроение, он пел:
«Всей душой полюбил я Аннету,
Для нее жизнь готов я отдать».
Папино пение составляло немалую часть моих о нем воспоминаний.
Мама слишком рано начала работать, чтобы получить хотя бы среднее школьное образование. Поскольку папа часто и подолгу бывал в командировках (его командировочные были важной частью семейного бюджета на четверых при одном работающем), мама ему часто писала, не всегда орфографически грамотно, но подробно и эмоционально. Если она не возилась на кухне, она много читала: помню ее всегда с книжкой, почему-то в памяти часто с Бальзаком.
Специальности у мамы никакой не было, все зависело от спроса и обстоятельств. Когда ездили с папой по новостройкам, она часто работала на складе инструментов; в эвакуации, чтобы быть ближе к Вале, которая выехала раньше нас со школой, – уборщицей в ее школе. После возвращения в Москву была, как тогда называли, надомным кустарем. Теперь бы ее назвали индивидуальным предпринимателем. Я была «несадовская»: при попытке сдать меня в сад ничего там не ела, поэтому маме надо было зарабатывать деньги, не выходя из дома. Она, кажется, взяла у кого-то на время чулочную машину и делала чулки, которые потом дома же красила и куда-то отвозила пачками, в моем сопровождении.
Бесспорной была мамина организационная жилка: умение продумать последовательность действий при сборах, рассчитать семейные траты с максимальной экономией.
Когда приехали к папе в Германию, там оказалось много таких же офицерских семей с детьми разного возраста, из разных городов. Для малышей вроде меня (мне было 5 лет) были организованы детские сады (и опять после двух-трех дней взаимных пыток воспитатели оценили меня как несадовскую, и я беспризорничала дома), школьников направляли в различные интернаты, в зависимости от класса. Валя уже была в седьмом классе, и ее школа-интернат находились в Магдебурге.
В Стендале, где папа командовал дивизионными артиллерийскими ремонтными мастерскими, интернат только формировался. По-видимому, местное военное начальство видело маму на каких-то коллективных мероприятиях. Она всегда была собранной, решительной, и это понравилось генералу (кажется, его фамилия была Шкуро), у которого сын ходил в только что организованную русскую школу.
Маме предложили возглавить организацию интерната для детей младших классов, которых свозили в Стендаль на рабочую неделю из других городов. Нужно было оборудовать интернат мебелью, обеспечить приготовление питания, подобрать штат, который бы справлялся с дисциплиной достаточно разболтанных и часто слабоуправляемых детей старших офицеров.
