Моя навсегда - страница 17

Однажды Оля не пришла – был дождь, с ночи шёл. И за пустыми прилавками стояла лишь одинокая тётка в дождевике. Ромка покрутился и, разочарованный, вернулся домой. Он едва перетерпел тот день, не зная, куда себя деть, чем заняться, как дождаться… Досадовал, что у Олиных родителей нет домашнего телефона, так бы хоть голос её услышать.

Он бы и примчался сам, дождь ему не помеха. Но как её из дома вызвать? Там её отец, а Оля его боится до беспамятства.

– Нельзя, чтобы отец нас увидел. Он у нас очень суровый, – рассказывала Оля ещё тогда, когда Ромка спросил, почему нельзя проводить её прямо до дома. – Такой, знаешь, закостенелый домостроевец. Ему надо, чтобы всё было по его указке, чтобы все его слушались беспрекословно. Он всех нас в ежовых рукавицах держит. Даже маму. И бабушка его боялась, когда жива была. В общем, никому спуску не дает. У него все должны только работать. Ну и вот учиться еще. И никаких развлечений. Пашку, моего брата, он в шестом классе сейчас, ремнем лупит за всё подряд. А маме потом не разрешает даже подойти к нему утешить. А лупит так, что бедняга потом сидеть не может.

– Ужас какой. А тебя?

– А меня – нет, я – хорошая.

– Ты не просто хорошая, ты – лучше всех, – улыбнулся Ромка. – Но всё равно дикость какая-то. В наше время в нашей стране как такое возможно?

Ромка удивлялся совершенно искренне, такое он встречал разве что в книгах.

– Да разве ж у одних нас так? Нет, ты не подумай, папа не плохой. Мама вот говорит, что лучше строгий, чем если бы пил, как другие, или гулял. Или что ещё. Он вот баню новую сам построил. И вообще всё в дом. Работящий очень. Что угодно починить может. Только вот требовательный сильно. Ну и иногда страшный, когда рассердится. И… безжалостный.

– А почему тебе нельзя со мной ходить? Что в этом плохого? Мы же просто… общаемся.

Оля тогда замялась. Ей явно не хотелось отвечать, но в то же время, наверное, не желала оставлять какие-то недомолвки между ними.

– Я тебе расскажу, только это секрет! Правда, многие и так догадываются, соседи – так точно. Но всё равно – ты никому не говори. Хотя это давно было, несколько лет назад, Пашка ещё в школу не ходил. Так что уже подзабылось.

Она замолкла ненадолго, словно собираясь с духом.

– В общем, у меня же была старшая сестра. Аня. Она другая была, смелая. Папу не боялась. Ну, может, боялась, но не так, как мы все. Вот он запрещал ей ходить в клуб на дискотеки, а она ходила. Тайком от него. Через окно потом назад пробиралась. Но однажды она сильно задержалась, почти до утра. Отец тогда полночи на маму орал, хотя мама тут при чем, да? А когда Аня вернулась, еще накрашенная такая, в мини, отец прямо из себя вышел. А, ну еще она там, наверное, выпивала с подругами, а он учуял. В общем, отхлестал ее ремнем. По рукам, по плечам, ну куда придётся. За волосы ещё оттаскал. Сказал, мол, теперь вообще чтоб ни шагу за порог без его позволения. А Аня на следующий день, пока отец был на работе, собрала сумку и ушла из дома. Она уже тогда училась в техникуме на парикмахера. И стала жить в общаге на Заводской. Отец всех собак тогда на маму спустил. Как будто это она виновата! Но попробуй ему слово скажи…

Оля снова взяла небольшую паузу, видимо, начиналась самая тяжёлая часть истории.

– А потом пошли слухи, что она стала крутить с каким-то мужиком. Женатым. Он, типа, к ней в общагу ходил, на ночь оставался, и её из-за этого выселили. Там такое нельзя. Нарушение правил. Куда она из общаги перебралась – мы не знали. Мама ходила ее искала. Втайне от отца, конечно. Потом плакала полдня. Я спрашивала, что случилось. Но она только сказала, что Аня себе жизнь сломала и не дай бог папа узнает. А спустя месяц Аня вернулась. Ну, то есть пришла с сумками, попросилась пустить домой. Сняла пальто, а у нее живот уже видно. И отец… он ее выгнал. Представляешь? Мама плакала, просила оставить Аню, так он тогда чуть и маму не ударил, такой был разъяренный. Орал на Аню, что она – гулящая и позор семьи. Что лучше никакой дочери, чем такая. Ну и сказал, где нагуляла – туда и иди. Но он мог проораться и потом успокоиться. И в конце концов уступить, ну, разрешить остаться, если бы она прощения попросила, если бы пообещала хорошо себя вести. Мама ее умоляла. Догнала её во дворе и упрашивала. Но Аня гордая. Ушла. Насовсем. А отец и правда её из жизни вычеркнул. Даже говорить про неё не разрешает. Отрёкся, понимаешь? От собственной дочери. Будто её и не было.