Моя невеста из Сан-Диего - страница 17

– Может, это не про Тайлера, – тихо сказала Рейчел. – Может, это про тебя. Буря поменяла тебя, Фибс. Ты теперь знаешь, чего хочешь. И это не клубы и мартини.

Фиби посмотрела на неё, её зелёные глаза блестели от слёз, но в них появилась искра решимости. – Знаешь, Рэйч, ты права. Эта буря… она как будто снесла все мои стены. Я устала быть крутой девчонкой, которой всё равно. Хочу, чтобы кто-то волновался за меня. Как твой русский волнуется за тебя. – Она слабо улыбнулась. – Если твой русский ответит, скажи, что он мне должен кофе. За то, что ты сияешь, пока мы тут по колено в грязи.

Рейчел рассмеялась, чувствуя тепло от слов подруги. Она сжала телефон, где 2G-связь мигала, как слабый пульс. Интернет так и не вернулся, но звонки проходили – хрупкая ниточка в мир. Она набрала маму в Омаху, чувствуя, как горло сжимается от усталости и облегчения.

Мама сняла трубку на втором гудке, её голос, пропитанный типичной для Омахи смесью сердечности и беспокойства, дрожал:

– Рейчел, моя девочка! Слава богу, ты жива! Я всю ночь глаз не сомкнула, новости смотрела – там такое творилось! Ты в порядке? Дом цел?

– Жива, мам, – Рейчел прислонилась к стене, глядя на грязь за окном. – Дом уцелел, Фиби со мной. Страшно было, не скрою. Ветер ревел, как грузовик, свет пропал, ставни чуть не сорвало. Мы с Фиби в гостиной сидели, молились, грызли батончики, ждали, пока всё стихнет. Вода до подвала не дошла, но город… мам, он в руинах. Пальмы поломаны, машины в кюветах, крыши послетали, провода болтаются, как верёвки.

– Господи Иисусе, моя храбрая девочка, – мама ахнула, её голос дрогнул. – Ты сама-то цела? Не ушиблась? Не простыла? Ела хоть что-то, кроме этих ваших батончиков?

– Ела, мам, батончики и вода, – Рейчел слабо улыбнулась, ощущая мамину заботу, как тёплое одеяло. – Цела, только вымоталась. Мы с Фиби соседям помогаем – завалы разбираем, мусор таскаем. Грязь кругом, но мы живы. Это главное.

– Ох, Рейчел, – мама выдохнула, её тон смягчился, но в нём всё ещё чувствовалась тревога. – Я так за тебя перепугалась. Ты у меня сильная, но ураган – это не шутки. Как ты вообще держишься после такого?

Рейчел помолчала, сжимая телефон. Слова вырвались сами, будто ждали момента:

– Мам, знаешь, что помогло мне не сойти с ума в той тёмной комнате, когда ветер выл, а мы с Фиби обнимались? Кроме твоей любви и Фиби, конечно. Парень. Его зовут Максим. Мы познакомились в интернете, переписываемся каждый день. Он программист, шутит про свою работу, обожает книги. Когда буря началась, я написала ему, что пропаду. Что скучаю. А он… сказал, чтобы я была сильной. Назвал меня «Океанской Девушкой». Его слова грели меня, когда было страшно.

– Интернет? – мама фыркнула, её голос стал чуть резче, с типичным для Омахи скептицизмом к «этим вашим сетям». – Рейчел, ты же знаешь, что я думаю про эти переписки. Это как лотерея Powerball, и кто там по ту сторону экрана, поди разбери. Ты после урагана, усталая, растерянная, а тут какой-то парень… Он хоть настоящий? И что, он тебе так важен?

– Да, мам, – Рейчел сжала телефон, её голос остался мягким, но твёрдым. – Он важен. Он видит меня настоящую – ту, что падает с доски для сёрфинга и хохочет над собой. С ним я чувствую себя… живой. Я знаю, ты не веришь в интернет, но он особенный.

– Ох, девочка моя, – мама вздохнула, её тон смягчился, потому что дочь только что пережила кошмар. – Я просто волнуюсь. Ты у меня одна, а после этого урагана… Ладно, если он тебе помогает держаться, я не против. Но ты осторожнее с этим интернетом, слышишь? И расскажи мне про него побольше, когда в Омаху приедешь. Хочу знать, кто там мою девочку «Океанской» называет.