Моя Ойкумена - страница 41



В охоте мне нравится все. Охотники – особенные люди, они ни о чем больше не могут говорить, как только об охоте. Не зря пословица гласит, что «сильнее любви – только охота». Поэтому они беззаветно любят свои ружья, лодки и, особенно, собак. Если понаблюдать, то вы заметите, что все общение между ними пронизано традициями и ритуалами. Охотник никогда не скажет: «Убить утку» или «Застрелить птицу». Он скажет: «Взять птицу, добыть зверя». Ни в коем случае нельзя пожелать удачи – тогда ее точно не будет. Нужно сказать: «Ни пуха, ни пера!» – и ответить, разумеется: «К черту!».

Охотники – это индейцы среди обычных людей, последние из могикан. На период охоты никому не интересно, у кого какое образование и зарплата. Кем бы они ни были в жизни, где бы ни работали, на охоте они становятся равными друг другу братьями и меряют друг друга только тем, насколько кто разбирается в вопросах охоты, умеет стрелять и дружит с удачей. Поэтому самыми авторитетными людьми на охоте всегда являются старики-егеря, которые всю жизнь проходили по лесу в фуфайке со старенькой двустволкой. Они знают все о жизни зверей и всегда приносят дичи к костру больше, чем все остальные хвастуны.

– Макарыч, а на гуся каким номером заряжаешь?

– Картечью. Но я контейнер использую! На дальнюю дистанцию кучность нужна!

– Ну что, разлили? Тогда с полем!

– С полем! – это главный ритуальный тост, даже команда, которая означает открытие охотничьего сезона, или на жаргоне охотников – поля.

Мы с замиранием сердца ждем команды. Сейчас на зорьке все разойдутся в разные стороны, чтоб с темнотой собраться у костра и похвастаться своими успехами. Повезет ли нам? Говорят, что новичкам везет…

Как только мы сели в лодку и оттолкнулись от берега, мир вокруг преобразился. Сосны и ели в сумерках стали казаться пальмами, и если бы сейчас из лесу вышел динозавр, то я бы не удивился – настолько был готов ко всяким чудесам на охоте.

В ожидании чуда я стал ощущать, что мой брат сильно мне мешает. Странное чувство: вот он тихо сидит, даже гребет за меня, а мне все равно неуютно – хочется побыть один на один с ружьем и лесом. Я даже, наверное, соглашусь отдать ему лодку, чтоб он плыл куда хочет и оставил меня походить пешком!

– Олежик, а не хочешь проверить на лодке вон те камыши? А я здесь останусь.

– Договорились!

Ну что же дичь никак не налетает? Руки с ружьем чешутся – нужно куда-то выстрелить в конце концов, чтоб испробовать! Меня целиком захватила волна эйфории – я царь природы с ружьем, могу творить что хочу!

Увидев большого черного дятла, я выстрелил. Он неестественно раскинул крылья, замер на несколько секунд и рухнул вниз. Что я наделал??? В этом убийстве нет никакого смысла! За такой трофей уж точно не похвалят у костра! Может быть, даже ружье отберут – и правильно сделают! Внезапное чувство вседозволенности и жажда убийства прошли и сменились стыдом. Я выкопал ямку своим охотничьим ножом и похоронил невинно убиенную птицу. Потом, как мог, попросил прощения у духа дятла:

– Зачем я тебя убил – не знаю. Прости меня, хозяин всех дятлов, я больше никогда не буду стрелять в живое без смысла!

После этого я бродил в сумерках, ожидая перелета уток. А на соседних протоках уже слышалась стрельба – начиналась утиная тяга. Я сделал несколько выстрелов, но промахнулся. Вскоре ко мне вновь присоединился Олежик, я его не стал больше прогонять, хотя и пожалел, что придется делиться своей охотничьей удачей.