— Надо же? Ирбис умеет нервничать? — не удержалась от сарказма Короткова, но тут же прикусила язык.
— И такое бывает, — подмигнула новая приятельница и привела Дуню в просторную комнату, где в углу уже был накрыт стол на две персоны.
Женщина принялась вынимать приборы и для Дуни. А девушка не знала, чем занять себя.
— Присаживайтесь, Евдокия Андреевна! Минутку, и все будет готово, — щебетала экономка, суетясь у плиты.
— Рита! Ты что удумала? — негромкий мужской голос раздался прямо за спиной Дуни. Девушка торопливо обернулась и наткнулась взглядом на седовласого старичка-доктора. Ефимыч хмурился, переводя взгляд с нее на Маргариту Павловну. — Непочтительно это. Да и хозяину вряд ли понравится.
— Ой, не нуди! Садись, пока не остыло, — отмахнулась Маргарита Павловна, — а лучше иди и переоденься. Вымазался, черт чумазый.
Дуня с трудом сдержала нервный смешок. Местный врач выглядел хмурым, но послушался. Надо же, удивительное дело. Ведь когда они вместе обрабатывали и штопали рану Ирбиса, Ефимыч был собран и решителен, руководил ситуацией и все держал под контролем. А здесь, на кухне, беспрекословно подчинялся Маргарите Павловне.
Когда пожилой врач вышел в коридор, Дуня заняла место за столом.
— Вот так гораздо лучше, — Маргарита Павловна похвалила Ефимыча, когда тот вернулся, переодевшись в брюки и рубашку. — Что ж, давайте уже обедать!
Дуня согласно кивнула. Первые десять минут девушка чувствовала себя скованно, боялась сказать лишнее слово. А после — выдохнула. Впрочем, и Ефимыч перестал бросать недовольные взгляды на экономку и на саму Дуню. Он, кажется, даже улыбнулся, рассказывая по просьбе Маргариты Павловны историю из прошлого.
К моменту, когда экономка подала десерт, Дуня уже негромко смеялась над забавной историей встречи экономки и отставного военного доктора.
Вдруг девушке показалось, что затылок обожгло огнем. Словно чей-то взгляд проделал в ее черепной коробке дыру размером с целую вселенную.
Девушка обхватила пальцами десертную вилку, пытаясь уговорить себя, что это всего лишь разбушевалось ее воображение. Ведь Маргарита Павловна уверяла, что Ирбиса не будет до завтрашнего дня.
— Над чем смеетесь? — рокочущий, низкий, с хрипотцой вопрос заставил Дуню замереть.
Звук тяжелой поступи прозвучал набатом в ушах. И каждый шаг словно отсчитывал отведенное Дуне время. Три секунды, две, одна…
Ирбис приблизился, встал, упираясь левой рукой в столешницу. Не обратив внимания, как сдвинул тонкую кружевную скатерть, смахнув и чайные чашки.
Дуня не шевелилась. Будто понимала, что каждое движение может привлечь внимание зверя.
Ирбис был пьян.
***
Девчонка боялась его. Даже алкоголь не мешал понять эту простую истину.
Видел, как она тряслась, глядя на него. Видел, как не пыталась поднять взор выше чертовых пуговиц на рубашке.
А ему было мало. Он до зуда, до чертова безумия хотел, чтобы она посмотрела на него.
Как вчера. Точно так же. Чтобы у него самого полыхнуло под ребрами от ее взгляда. Чтобы глаза в глаза.
Нет, это в нем говорит вискарь, не иначе.
Пустое все, мимолетное. Попустит его. Только гайки закрутить и спустить пар. Заняться сексом. Взять приличную девку. Вытрахать всю дурь. И отпустит.
Гоша отвернулся. Его слегка качало. Не подрассчитал с выпивкой, перегнул слегонца, потому что плечо адски болело. А сидеть на анальгетиках Ирбис не желал. Пусть лучше боль, чем всякая химия. Таблетки – один хрен наркота. Не признает он наркоту. И никогда не станет употреблять.
