– А то к вечеру не поспеем, – объяснил Монгол.
В прохладной, чистой, будто профильтрованной тишине леса, отчетливо слышалась дробь, выбиваемая дятлом и перекличка лесных птиц. И дятел и пение птиц лишь подчеркивали тишину, и мы тоже старались не шуметь, чтобы не разрушить эту тишину.
– Где-то здесь должна быть разбитая пушка, – шепотом сказал Монгол. – От пушки нужно идти вправо. Мне хорики говорили, что за пушкой пороху навалом.
С полчаса мы молча ходили по лесу за Монголом.
– Ну, где твоя пушка? – не вытерпел Мотя-старший.
– А я почем знаю? – огрызнулся Монгол. – Я что, «был здесь?
– Да мы же опять на опушку вышли. Вон поле, – удивился Изя Каплунский.
– Огольцы, сюда, – донеслось откуда-то снизу. Мы пошли на голос. Из-под земли показалась голова Пахома. Пахом сидел в полузасыпанной траншее. На дне траншеи валялись гильзы из-под патронов, пустые пулеметные ленты.
– А где же пулемет? – спросил Мухомеджан. – Должен же быть какой-то пулемет.
– Хватился, – усмехнулся Изя Каплунский. – Здесь сразу после освобождения солдаты специально ходили, собирали оружие, искали документы.
Траншея привела к землянке. Накат был разворочен, несколько бревен завалились концами вниз. Пахом протиснулся через заваленный вход.
– Ну что, Пахом? – Монгол пытался разглядеть что-либо через бревна.
– Ничего! Тряпье на нарах, каска, пробитый пулями котелок… Во, целые патроны.
– Подожди, Пахом, сейчас я пролезу, – заторопился Монгол. Нас он остановил:
– Всем нельзя. Может завалить. Патроны поделим.
Пахом с Монголом долго возились в землянке, наконец, появились, сначала Монгол, потом Пахом. Подолы вымазанных глиной рубашек они держали руками.
– Много набрали? – нам не терпелось посмотреть на патроны.
– Увидите. Дайте вылезти.
Мы выбрались наверх траншеи, и Мотя с Пахомом высыпали из подолов рубах десятка два патронов, две обоймы и два больших патрона для противотанкового ружья.
– Патроны землей засыпаны, – стал объяснять возбужденный Пахом. – Там еще накопать можно.
– Про это место – никому! – наказал Монгол, – Может, еще сюда придем.
Мы без труда нашли нашу стоянку. Заждавшиеся пацаны бросились к нам навстречу.
Костер почти погас. Осталась лишь горка серого пепла, да тлеющие угли, которые от легкого дуновения ветерка вдруг вспыхивали прозрачным белым пламенем.
Палкой выгребли картошку. Набрали еще хворосту, подложили в костер и раздули огонь.
– Давайте гильзы, – протянул руку Монгол. Мы с Каплунским отдали ему несколько гильз, он бросил их в костер. Смотри, не вздумай бросить патрон! – предупредил Монгол. – Хорики бросили, Веньку чуть не убило. Хорошо, пуля только щеку царапнула. И то крови сколько было. Немного бы в бок и хана, поминай, как звали.
Обжигаясь, ели картошку, скупо посыпая солью, выгрызая горелые корки до сажи.
Раздался глухой хлопок, будто лопнула электрическая лампочка, потом второй, третий и затрещали разом нагретые в костре капсюли гильз.
– Все, салют окончен, довольно произнес Монгол, когда хлопки прекратились. – Давайте теперь потрошить патроны.
Мы нашли железки, камни и стали выбивать пули из патронов. Монгол с Мотей-старшим трудились над патронами из бронебойных ружей, где пороху было больше.
– Осторожней, не попади кто по капсюлю, – строго сказал Монгол. – Так пальцы и оторвет.
– Мишка, смотри! – Каплунский держал в одной руке патрон, в другой мятый клочок бумажки.
– Я этот патрон нашел, когда собирал гильзы. Пулю отбил, а порох не высыпается, я стал ковырять сучком и вытащил. Вроде записка.
