«Я чувствую это внутри себя, – продолжал я настаивать и одновременно смотреть телевизор. – Как чудесно стать танцором».
Братец измерил меня взглядом и оскалился.
«А ты знаешь, о чем мечтаю я? – спросил он с гордостью. – Догонять что-нибудь. С такой мечтой не промахнешься. Это так здорово!»
«А ты когда-нибудь что-нибудь поймал? – спросил я. – Разве добыча – это не важно?»
Брат уставился в точку, лежащую где-то между нами. Он призадумался.
«Нет, не важно, – наконец сказал он. – Это погоня, малыш. Беги, гони, лови!»
«Ну, не уверен», – произнес я, но он уже потерял ко мне интерес.
«Что ЭТО? – в ту же минуту спросил он, заглядывая себе за спину, с одной стороны, и с другой. – Ты видишь это? ЧТО ЭТО ДВИЖЕТСЯ ТАМ ПОЗАДИ?!».
Он помахал хвостом.
«Ну, это твой хвост!» – сообщил я очевидное.
«Оставайся на месте. Я сам справлюсь! – взвизгнул он и вмиг бросился кружиться. – Ты не убежишь от меня! Давай, сдавайся!»
Я недолго смотрел, как он играет, потом вздохнул. Возможно, я тоже хотел бы быть таким же глупым. Насколько проще была бы тогда жизнь… только вдвое скучнее. Танцор на экране закончил выступление и уходил со сцены под шквал оваций. Я знал, что петь я не смогу. Собачьи песни звучат отвратительно. Но танцы заворожили меня. Я подумал о том, что сказала мне мама. В тот день, посмотрев вместе с Пенни дневное шоу, я понял, что мне надо делать, чтобы стать самим собой.
Я научусь танцевать! Может быть, этим я завоюю чье-нибудь сердце и найду себе дом. Я подумал, что неуклюжесть – это то, что я смогу преодолеть. Пусть это кажется невозможным, но у меня есть мечта, за которой я и буду гнаться. В отличие от своих братьев и сестер, которые помешаны на собственном хвосте, я уж не упущу свою добычу.
А знаете ли вы, что порода пуделя была выведена для охоты? Нет, правда! Не смейтесь! Они выглядят так, будто умеют только гарцевать, как лошади, но они очень сильны и выносливы.
Все мы, щенки и мама-собака, жили на нижнем этаже, а лестница наверх была закрыта от нас детскими воротами безопасности. Мои братья и сестры довольствовались кухней и гостиной, где играли в свои игры – кстати, они изобрели новую, которая называлась «атака на обивку». Я же жил теперь в грезах о танцах. В своих мечтах я был уже звездой. Но как только я закрывал глаза и давал волю воображению, надо мной начинали смеяться.
«Вот он опять начинает!» – заметил мой брат, когда я покачивался вперед-назад под музыку, которая звучала в моем мозгу. Я был счастлив и, ничего не замечая, помахивал в такт песне хвостом, пока кто-то не поддался искушению и не набросился на него.
«Эй, это мой хвост! – простонал я, выбираясь из-под куча-мала, которую устроили щенки. Их инстинкты опять заставили их проявить лучшие собачьи качества. – Успокойтесь, пожалуйста».
«Но кто-то должен был поймать этот хвост, – сказал мне старший братец, вытягивая меня наверх. – Это по правилам».
«Каким правилам?» – я забился в угол, зажав хвост между задних ног.
«Собачьи правила, – произнес он. – Ты разве не знаешь? Еда на полу – это законная добыча. Диван – для сна, когда Пенни не смотрит. Почтальон будет грустить, если не залаять на него утром… а хвосты, если за ними не гоняться, отвалятся».
«Да нет же, – озадаченно взглянул я на брата. – На самом деле?»
Он показал мне свой хвост.
«Что, хочешь рискнуть?»
Я поразмышлял минуту, но потом махнул лапой.
«В этом доме одно правило – нам нельзя подниматься наверх».
